Таня Гроттер и перстень с жемчужиной
Шрифт:
Снизившись, Ягун протиснулся в тот же проход для арбитров, что и дракон, и принялся гоняться за Тангро. То справа, то слева проносились струи огня. Сыновья Гоярына, не отличавшиеся сообразительностью, атаковали теперь всех подряд.
– Сдавайся, мелочь! Скидка выйдет! – вопил Ягун, однако Тангро не спешил воспользоваться его предложением.
С упрямством юркого истребителя, атакующего неуклюжие бомбардировщики, он жалил сыновей Гоярына то в шею, то в живот кинжалами своего пламени. Искристый сгоряча налетел на одного из игроков, и тот кувырком полетел с пикирующего матраца,
– Лови своего дракона! Он всех перекалечит! Лови! – кричал Ягун Ваньке.
Ванька хаотично размахивал руками. Он и глазами-то едва успевал следить за Тангро – где уж тут его схватить? Напрасно Ягун бросал пылесос из стороны в сторону, карликовый дракон был гораздо резвее его ревущей машины.
Внезапно свист, как штопор, ввинтился в воздух. Он был такой силы и плотности, что нельзя было даже сделать вдох. Казалось, свист втиснется в тебя и разорвет. А тут еще песок взметнулся в воздух, и сразу день стал ночью. Солнце исчезло и угадывалось лишь белым расплывчатым пятном.
Сыновья Гоярына не смогли удержаться в воздухе и по примеру всех драконов, попавших в бурю, стали искать себе убежище. Единственным подходящим убежищем оказались их собственные ангары, где ими немедленно занялись драконюхи.
Ванька и Ягун, сброшенные ураганом с пылесоса, повисли на ускоренных тормозящих заклинаниях. Ураган швырял их из стороны в сторону, и в его завываниях угадывалась чья-то непреклонная воля.
Когда Ванька почти уже лишился надежды, что когда-нибудь его перестанет швырять, ураган внезапно стих. Напоследок тугая петля свиста захлестнула Ваньку и Ягуна и бросила к ногам Соловья О.Разбойника. Сверху, почти на голову Ягуну, упал его пылесос. Единственный глаз Соловья О.Разбойника сердито перескакивал с играющего комментатора на Ваньку. Ягун увидел, как с песка один за другим поднимаются игроки младшей сборной. К некоторым из них бегут санитарные джинны.
– Вы сорвали тренировку! Едва не оставили Тибидохс без команды. Я не пытаюсь найти в ваших поступках логики. Я лишь спрашиваю: зачем?!! – сказал он с раздражением.
Послышались торопливые, точно воробьиные, удары крыльев, и на колени сидящему на песке Ваньке опустился Тангро. Неизвестно, где он переждал бурю, но вид у него был бодрый. И произошло странное. Соловей вдруг неуклюже – мешала негнущаяся нога – лег на песок и совсем близко посмотрел на Тангро. Того, что тот дохнет пламенем, Соловей почему-то не опасался. И, ощущая это, дракончик вел себя паинькой.
Ванька застыл. Он не верил своим глазам. Круглое, щетинистое лицо Соловья сморщилось. Из невидящего глаза, в который ударила когда-то стрела Ильи Муромца, по щеке скатилась слеза.
– Что с вами? Что случилось? – забеспокоился Ванька.
Соловей не ответил. Медленно, очень медленно он поднял руку и потянулся к Тангро. Дракончик, не любивший прикосновений, выпустил из ноздрей предостерегающую струйку дыма.
– Осторожно! Он так не любит! – предупредил Ванька.
Рука Соловья на несколько секунд застыла, а затем втрое медленнее продолжала приближаться. Делая пальцами ритмические движения, он завораживал дракона, удерживая его от огнеметания.
– Пелопоннесский малый… Прекрасная благородная порода! Но откуда он у вас? Я думал, их всех уничтожили, – любуясь им, спросил Соловей.
Голос у него взволнованно дрожал. Драконы для драконбольного тренера были тем же, чем кони для опытного лошадника. Его воздухом, его жизнью.
– Уничтожили? Кто?
– Никто не знает. Пелопоннесских малых всегда было немного. Самое большее – несколько десятков. Редкая порода. Умные, неугомонные создания. Единственные ныряющие драконы… Прекрасно приручаемые, сообразительные… Столетиями они жили бок о бок с магами, как домашние звери. А потом, где-то около века назад, началось это, – отвечал Соловей.
– Убийства, да?
Тренер отвел взгляд в сторону, точно стыдясь глядеть на Тангро.
– Да. Их находили мертвыми каждое утро. Первое время никто не придавал этому значения, поскольку погибали они в разных странах, незаметно, а никто никогда не вел статистики. Лишь много времени спустя, когда пелопоннесских малых осталось меньше двадцати, кто-то отметил странное обстоятельство. Все драконы были уничтожены одинаково.
– Как? – быстро спросил Ванька.
Соловей зачерпнул горсть песка и, сильно сжав его, пропустил между пальцев.
– Превращены в камень и разбиты, буквально раскрошены в песок. Последних драконов пытались защитить, но это ни к чему не привело. Кто-то выслеживал их по одному и беспощадно убивал. Порой между нападениями проходили годы, а порой уничтожали по два дракона в ночь…
Тангро резво повернулся, погнавшись за своим хвостом. В лицо Соловью полетел песок.
– Хороший мальчик… резвый малыш… – с нежностью, которую редко можно было услышать в его голосе, сказал тренер.
– И их уничтожили всех?
Соловей кивнул.
– Признаться, пока я не увидел этого, был уверен, что пелопоннесских драконов вообще не осталось… Вы показывали его Тарараху? Только не забудьте его подготовить! Старина придет в такой восторг, что станет общественно опасен. Ну да мне пора! Пойду посмотрю, кто из моей команды уцелел после налета этого чудовища. Пока, малыш!
Соловей грузно поднялся с песка и, отряхнув руки, направился к трибунам. Дважды он оглядывался на Тангро и качал головой. Он был уже почти у прохода для арбитров, когда Ванька нерешительно окликнул его:
– Послушайте! Вы сказали, что пелопоннесские малые всегда жили рядом с людьми!
Соловей остановился и тяжело, в два приема, повернулся к нему.
– Именно так я и сказал. Я от своих слов не отказываюсь, – подтвердил он.
– А для чего их использовали? – спросил Ванька.
– О чем это ты, парень? – не понял Соловей.
– Ну каждый же вид для чего-нибудь нужен? Древние маги – народ довольно расчетливый, не так ли? Жар-птицы освещали двор ночами, горбунки опекали неудачников, даже гарпии и те оповещали мага в лесу, что кто-то к нему приближается… – несколько путано пояснил Ванька.