Тарантул (худ. А. В. Яркин)
Шрифт:
– Не торопись, – остановил его лейтенант.
Пахомов вынырнул за кормой катера и барахтался в воде. Его сносило течением, а в двух метрах от него несло и лодку.
– Держи круг, Пахомов! – крикнул лейтенант.
– Не надо… я сам…
Он подплыл к лодке и уцепился за борт.
– Вот черт! Как это он вывалился! – сказал с облегчением Киселев.
– Старшина, надо
– Он нарочно прыгнул в воду, товарищ лейтенант, – сердито пояснил старшина. – Этот чего-то выбросил, а Пахомов и нырнул.
Лейтенант взглянул на «рыбака», скромно стоявшего около рубки.
– Что вы там выбросили?
– Я не выбросил… я обронил.
Когда Пахомов поднялся на катер и, передав бумажник лейтенанту, ушел переодеваться, задержанного увели в каюту. Катер развернулся и плавно направился на место своей стоянки.
2. ПИСЬМО
Уважаемый Сергей Дмитриевич!
Если бы вы знали, с каким восхищением и гордостью мы следим за титанической борьбой Ленинграда! Каждое самое незначительное и мелкое сообщение о ваших героических делах волнует всех истинных патриотов. О вас, ленинградцах, ходят легенды, и я не сомневаюсь, что эти легенды переживут века и будут передаваться из поколения в поколение. Должен сознаться, что я завидую вам и жалею, что оказался в тылу, хотя, само собой разумеется, отдаю все силы и работаю не покладая рук для победы. Приятно будет сознавать потом, что в этой великой войне есть и мои усилия. С радостью сообщаю вам, что наконец добился командировки и надеюсь числа двадцатого лично засвидетельствовать вам мое восхищение и пожать руку. Рассчитываю воспользоваться вашим любезным приглашением и остановлюсь у вас, если, конечно, не стесню. Что касается продуктов, то захвачу с собой, сколько унесу.
Еще раз примите мои самые лучшие пожелания. До скорой встречи.
Ваш почитатель Мальцев
Подполковник государственной безопасности, выстукивая пальцами по столу ритм какой-то мелодии, задумчиво смотрел на лежащее перед ним письмо. Его только что принесли из лаборатории. Самое тщательное исследование ничего интересного не обнаружило. Обычное письмо ленинградцу с Большой земли.
Он еще раз внимательно перечитал его и откинулся на спинку кресла. «Неужели тут сложный шифр?»
Письмо это находилось в числе других документов в бумажнике мужчины, задержанного сегодня утром у Крестовского острова. Предполагалось, что немцы отбуксировали лодку из Петергофа в ночь на седьмое ноября до фарватера*, а дальше он уже сам добрался до устья Невки. Письмо имело какое-то особое значение.
Шестое чувство чекиста подсказывало Ивану Васильевичу, что с приездом этого «почитателя» начинается серьезная операция. Перехватить Мальцева в день приезда, конечно, ничего не стоило, но это не решение. За Мальцевым, несомненно, стоят еще люди, и неизвестно, с какой целью он собрался в Ленинград.
Положение на фронте требовало от советской контрразведки глубокой, четкой и быстрой
Если у него в руках находится кончик ниточки, надо распутать весь клубок.
Письмо адресовано уважаемому и известному в городе человеку. Сергей Дмитриевич Завьялов – ученый-химик, общественник – работал на оборонном заводе.
Чем больше думал Иван Васильевич, тем загадочнее становилось это простое на первый взгляд письмо. Десятки всевозможных и правдоподобных догадок мелькали в голове, но все они не имели под собой твердой почвы. Он, конечно, не собирался разматывать клубок, сидя за письменным столом, но любил поломать голову над сложной задачей, прежде чем приступить к расследованию. Потом, когда дело распутывалось и все становилось ясным, полезно было проверить ход своих мыслей и догадок.
Иван Васильевич достал лист бумаги, сделал несколько пометок, спрятал его в боковой ящик стола и позвонил по местному телефону.
– Товарищ Бураков?.. У вас там все готово?.. Я сейчас приду.
Затем он набрал городской номер. Через минуту послышался звонкий женский голос.
– Номер слушает.
– Какой номер? Цирковой или эстрадный? – шутливо спросил Иван Васильевич.
– Это говорит дежурная. Вам кого нужно, товарищ? Я не расположена шутить.
– Извините. Я не заметил, что у вас нахмурены брови. Скажите, пожалуйста, когда я могу видеть Сергея Дмитриевича Завьялова?
– В любое время… кроме ночи.
– А точнее? От и до?..
– С восьми утра до десяти вечера. Кто это говорит? Коля?
– Нет, не Коля.
– Ну да! Я сразу вас узнала. Что вы делаете завтра вечером?
Иван Васильевич повесил трубку. «Скучно, бедняжке, дежурить в праздник!» – с усмешкой подумал он.
Положив содержимое бумажника: паспорт, продовольственные карточки, письмо и протокол задержания – в папку, он взглянул на часы и вышел из кабинета.
В комнате следователей кроме ожидавшего помощника сидела стенографистка* и чинила карандаш. При входе подполковника оба встали.
– Здравствуйте, Надежда Аркадьевна. Извините, что пришлось вас потревожить сегодня, – с улыбкой сказал Иван Васильевич, протягивая Руку.
– Ну что вы, Иван Васильевич!
– Признаться, я и сам рассчитывал сегодня отдохнуть, но ничего не поделаешь…
Бураков выжидательно смотрел на начальника.
Иван Васильевич вынул из папки письмо и спрятал его в ящик стола. Остальное разложил на столе.
– Ну что ж, давайте приступим к допросу, – сказал он, обращаясь к помощнику. – Вы начинайте, а я посмотрю, что это за человече…
Когда Бураков вышел, Иван Васильевич переставил стул в темный угол комнаты. Здесь его не будет видно. Яркий свет лампы, стоявшей на столе, отражался рефлектором* и освещал середину комнаты. Слева, за маленьким столиком, сидела Надежда Аркадьевна.
– Долго мы будем работать? – спросила она.
– Боюсь, что да. Дело спешное. Как Славик поживает?
Даже в тени было видно, как покраснела от удовольствия стенографистка.
– Благодарю вас. Здоров. Переменил профессию. Сейчас решил стать танкистом. Только и занятий, что танки из коробочек строит…