Тарантул (худ. А. В. Яркин)
Шрифт:
Вошел арестованный. Разговор прекратился.
– Садитесь сюда, – сказал Бураков.
Человек опустился на указанный стул, положил ногу на ногу и сунул руки в карманы. Почти тотчас же он переменил позу: опустил ногу и скрестил руки на груди. Затем снова сунул руки в карманы.
Бураков сел за стол, неторопливо достал портсигар, зажигалку и закурил.
– Как ваша фамилия? – начал он с обычных вопросов.
– Казанков.
– Имя, отчество?
– Александр Семенович.
– Какого
– Тысяча девятьсот первого.
– Где родились?
– Под Самарой.
– Точнее?
– Деревня Максимовка.
– Национальность?
– Русский.
Иван Васильевич чувствовал, что Бураков волнуется, но держит себя хорошо и вопросы задает спокойным, ровным голосом. Арестованный отвечал вяло, почти равнодушно. Видимо, он был подготовлен к такому повороту своей судьбы и успел заранее примириться. «Знал, на что идет», – решил подполковник.
– Где вы жили до войны?
– В Ленинграде.
– А как переехали в Ленинград?
– Это долгая история.
– Ничего, у нас времени хватит.
– Приехал учиться и остался совсем.
– Расскажите, пожалуйста, подробней.
Арестованный начал рассказ о том, как в первые годы революции он приехал в Питер учиться. Раскрывалась биография обыкновенного человека, жившего для того, чтобы жить без особых стремлений, увлечений, идей. Прожил день – и хорошо. В этой жизни были и радости. О них арестованный вспоминал с явным удовольствием, и по всему было видно, что говорил правду. Заминка произошла под конец.
– Где вы работали перед войной?
– Все там же.
– Вас призвали в армию?
– Нет. Я, как говорится, доходягой* был. Списали по актировке*.
Бураков поднял голову и пристально посмотрел на арестованного, но тот сидел опустив голову и не обратил на это никакого внимания.
– А чем вы больны? – спросил Бураков прежним тоном.
– А я точно не знаю.
– Как же это вы не знаете свою болезнь? Что-то не так.
– А так ли, не так, все равно вы не верите! – сказал вдруг с раздражением арестованный.
– Почему не верим? Наоборот, я верю всему, что вы говорите, но хочу уточнить, чтобы поверили и судьи. Если вы считаете, что следователь заинтересован приписать вам поступки, которых вы не совершили, то ошибаетесь. Мы заинтересованы только в одном: узнать правду. Если вы этого тоже хотите, то наши интересы совпадают.
Стенографистка покосилась на Ивана Васильевича и прикрыла рот рукой. Он понял причину улыбки. Бураков даже в интонациях подражал ему, хотя сам и не замечал этого.
– Если вы не хотите говорить, – продолжал серьезно Бураков, – это ваше дело, но тогда остается пробел. Чем его заполнить? Так или иначе, но отвечать вам придется на все вопросы. Насчет болезни мы установим через врачей, и они определят, чем
– Да.
– Что вы там делали?
– Рыбу ловил.
– Какую?
– Какая попадется.
– Поймали что-нибудь?
– Не успел. Я только что приехал.
– Почему вы бросили лодку и хотели скрыться?
– Испугался.
– Чего?
– Думал, что не разберутся, арестуют. Время военное.
– Как оказался бумажник в воде?
– Я его достал, чтобы документы предъявить, а как раз в это время лодка качнулась, когда я хотел на катер залезать. Он и выпал.
– Где вы взяли лодку?
– У товарища.
– Как его фамилия?
Арестованный задумался и снова сказал с горечью:
– А что говорить зря. Все равно вы мне не верите.
– Странный вы человек. Я же вам сказал, что верю, но если произошло недоразумение и вас задержали при таких обстоятельствах, надо все выяснить. Как фамилия вашего товарища, который дал вам лодку?
– Не буду я ничего говорить. Вы и товарища посадите.
– За что?
– А за что вы меня посадили?
Допрос затягивался.
Теперь Иван Васильевич разобрался в этом человеке и понял, что в армию Казанков не был призван потому, что сидел в тюрьме. И об этом Казанков проговорился сам. «Доходяга» и «списать по актировке» – типично тюремные выражения. Если он их употребил, то сделал это машинально, и, значит, в тюрьме сидел немало времени. Странно, что Бураков не использовал эту оговорку.
– Сделаем перерыв, – сказал Иван Васильевич, поднимаясь. – Надежда Аркадьевна, вы пока свободны. Сходите в столовую.
– Вы останетесь здесь? – спросил Бураков.
– Да. Я вам позвоню.
Помощник понимал начальника с полуслова и молча вышел за стенографисткой.
Чтобы дать арестованному свыкнуться с его появлением, Иван Васильевич несколько раз прошелся по комнате и сел на место Буракова. Арестованный, смущенный неожиданным вмешательством, оправился и с любопытством разглядывал Ивана Васильевича. Раньше, ослепленный яркой лампой, он его не видел.
– Если вы хотите курить, пожалуйста, – предложил Иван Васильевич, кладя на край стола папиросы и спички.
Арестованный, не разгибаясь, подошел к столу, взял папиросу, прикурил, пятясь, вернулся на место и с наслаждением затянулся.
– Спасибо.
– Вы, конечно, догадались, что я человек не посторонний, – медленно начал Иван Васильевич. – Слушал я ваш допрос и размышлял про себя. Откуда у нас берутся преступники? Ведь человек рождается не преступником. У каждого из них есть хорошее детство, юность, молодость, и каждый хочет себе добра. В чем дело? Вы никогда не задумывались над этим вопросом?