Тарантул (худ. А. В. Яркин)
Шрифт:
Чувствуют это и фашисты. Глазами заброшенных в Ленинград шпионов они видят боевую технику, видят, как накапливаются силы. Но и только. А как узнать, в какой день и час назначено наступление? Где намечен главный удар?
В полной темноте открылись ворота, и три крытые машины выехали на проспект. Во второй машине сидел Миша Алексеев рядом с Трифоновым.
– Фонарем не злоупотребляй, – предупреждал он юношу. – Конечно, зажигай, чтобы дорогу узнать, но на короткий момент. Понимаешь? Вспышками. Фонарь очень сильный… Когда склеп найдешь, свети прямо на него, пока мы не окружим. Я думаю, что особого
– А там они? – спросил Миша.
– Там! – уверенно ответил Трифонов. – Федя звонил с поста. Трое, говорит, пришли из города и скрылись. Сегодня днем туда ходил твой Мальцев. Часа полтора в склепе сидел.
– Так вы тоже нашли этот склеп?
– Если бы нашли, тебя бы с собой не взяли. В том-то и дело, что знаем только приблизительно. Мы же издали наблюдаем.
– У этого склепа три толстых дерева и густая бузина разрослись около входа, – пояснил Миша.
– Вот, вот. Ты и свети на куст.
– А если второй выход есть?
– Вряд ли… Ну а если и есть, все равно не убегут. Мы оцепим все кладбище. Сигналы запомнил хорошо?
– Запомнил.
Машины вышли на Старо-Невский, и здесь шоферы прибавили газ. Солдаты, чувствуя, что приближаются к месту операции, и зная, что покурить удастся не скоро, задымили, как по команде. Два ряда красных огоньков освещали сосредоточенные молодые лица. Все эти люди точно знали план операции, свои места, сигналы. Трудность ночных действий в черте города заключалась в том, что в темноте легко ошибиться и принять своих за врагов. Нужны хладнокровие, выдержка, смелость, чтобы не растеряться, в критический момент не удариться в панику и не открыть огонь по своим. А такие случаи бывали. Отбирая солдат для облавы, после объяснения задачи Трифонов несколько раз спрашивал всех, нет ли среди них людей со слабыми нервами, трусоватых. Конечно, никто не признался в таких недостатках, но, посовещавшись между собой, комсомольцы сами заявили, что на эту операцию не следует брать троих. И не потому, что они плохие или трусы. Нет, просто потому, что они новички и товарищи не успели еще их изучить.
Развернувшись на площади, машины вышли на шоссе, и здесь последняя машина остановилась. Немного дальше остановилась средняя, а в конце кладбища – первая.
Вылезая из машины, Миша увидел неизвестно откуда появившуюся фигуру человека в штатском.
– Федя? – спросил Трифонов.
– Я, Василий Алексеевич.
Минут через двадцать замигал огонек в одном конце, а вскоре увидели сигналы и в другой стороне. Кладбище было окружено.
– Ну, Миша, трогаемся, – тихо сказал Трифонов, поправляя круглый «светлячок», приколотый на спине у юного проводника. Такие «светлячки» имели все.
– А почему Миша? Я же теперь Коля.
– Вот именно, что не Коля. Обратно перекрестили, – шутливо ответил Трифонов, и в тоне его голоса была уверенность.
«Значит, не случайно назвал меня так, – подумал Миша. – Это не оговорка».
Но расспрашивать было некогда, и Миша уверенно двинулся в темноту. Свернув за каменный амбар, он сразу попал на тропинку.
– Не так быстро, – послышался сзади голос.
Миша пошел медленней. Идти было нетрудно: тропинка протоптана до земли, а стоило чуть уклониться, как под ногами зашелестит трава.
Сидя
Неизвестно, чем освещался полированный мрамор, но белый крест, служивший первой отметкой на пути, Миша увидел издали.
«Через двадцать шагов от креста поворот. Шаги нужно делать средние», – думал он, вспоминая, как отсчитывал по его просьбе эти шаги Степка.
Подойдя к повороту, Миша остановился. Здесь тропинка имела ответвление, и нужно было дать сигнал сзади идущим. Он направил фонарь на предполагаемое место поворота и нажал на кнопку. Фонарь был действительно такой сильный, что яркая, хотя и короткая вспышка не только ослепила, но, как показалось Мише, даже оглушила.
Поворот оказался на шаг сзади. Некоторое время перед глазами на фоне черноты плавали светлые пятна, и Миша двигался скользящими шагами, с трудом нащупывая тропинку. Постепенно глаза привыкли, пятна пропали, и он пошел уверенней, но фонарь решил больше не зажигать. Черный крест, около которого нужно было снова сворачивать, сливался с темнотой.
«Здесь, – подумал Миша. – Вот тут стоит. Можно рукой достать. – И он протянул руку вперед, но она повисла в воздухе. – Вот тебе и на…»
Сзади послышался легкий треск сучьев и шум падения тела. Кто-то споткнулся и упал.
Осторожно поводя из стороны в сторону вытянутой рукой, Миша начал медленно двигаться вперед. Пустота. Потеряв надежду и уже собираясь зажечь фонарь, почувствовал, что пальцы коснулись холодной гладкой поверхности креста.
– Что у тебя? – раздался шепот за спиной.
– Да тут крест… Сейчас опять сворачивать, – тихо ответил Миша. – Пойдем прямо целиной.
– Далеко еще?
– Нет, близко.
– Может, фонарь зажечь?
– Нет. Слепит.
И снова Миша оторвался от сзади идущих и замаячил им своим «светлячком». Теперь он шел с вытянутыми вперед руками, стараясь припомнить, как выглядели эти места днем. Вот здесь у ребят стоял тайник, справа от него чугунная литая решетка. «Так и есть», – с удовлетворением подумал он, нащупав правой рукой мокрый холодный металл. Слева часовня, вся заросшая кустами. Рядом три могилы, закрытые стеклянной, словно веранда, постройкой.
И опять за спиной послышался шум падения и какая-то возня.
«Здесь ребята прятались», – вспоминал Миша, двигаясь вперед без остановки.
Приближаясь к склепу, откуда шел запах жареной тушенки, Миша начал волноваться. Сердце билось все сильней, дышать становилось почему-то трудней. Там ли они? Что сейчас делают? Спят или слушают радио?
– Ну вот, пришли… – с глубоким вздохом прошептал Миша, рассчитывая, что идущий сзади Трифонов услышит.
По его расчетам, до склепа было шагов двадцать, и отсюда хорошо виден вход. Выждав, пока цепочка людей подтянулась, он зажег фонарь. Яркий луч заметался по крестам, деревьям, блеснул в застекленных футлярах венков, скользнул и вдруг остановился на массивной черной поверхности камня, закрывающего склеп сверху. Затем луч передвинулся влево, где росли густые кусты, указывая вход.