Тараумара
Шрифт:
Я не стал отказываться сразу от всех этих опасных разъединений, которые, кажется, вызывает Пейотль, и которых я двадцать лет добивался другими способами; это не я взгромоздил на лошадь свое выпотрошенное тело, и канитель, которой я доверился, лишила меня с тех пор моих основных рефлексов; не я был тем каменным человеком, которому потребовались два помощника, чтобы посадить его верхом: и его сажали на лошадь и снимали с нее, словно испорченный автомат, — и когда я сидел на лошади, мне вкладывали в руки поводья, а потом зажимали вокруг них мои пальцы, потому что, оставшись один, я, очевидно, утратил бы свободу; я не смог победить силой духа эту непобедимую органическую вражду, где именно я сам не хотел больше идти, чтобы привезти обратно устаревшую коллекцию картинок, из которых Эпоха, верная системе, извлекла бы, самое большее, идеи для афиш и модели для портных. Отныне нужно, чтобы нечто спрятанное за этим тягостным раздроблением, уравнивающим рассвет и ночь, было извлечено наружу, чтобы оно служило, и чтобы служило именномоим распятием.
Я знаю, что к этому была непоправимо привязана моя физическая
Родез, 7 сентября 1945 г.
Дорогой Анри Паризо!
Не менее трех недель назад я написал вам два письма, чтобы вы опубликовали «Путешествие в страну Тараумара», присоединив к нему письмо, которым следует заменить приложение к путешествию, [18] где я имел глупость заявить, что обратился к Иисусу Христу, в то время как Христос — это то, к чему я всегда питал отвращение, и мое обращение было всего-навсего результатом страшного затмения, которое вынудило меня забыть собственную природу и заставило меня здесь, в Родезе, во имя причастия глотать ужасное количество облаток, предназначенных, чтобы удерживать меня как можно дольше, а, если удастся, то и бесконечно, в состоянии, которое мне чуждо. Его суть состоит в том, чтобы подняться на небо в образе духа, вместо того, чтобы спускаться все глубже и глубже в преисподнюю тела, то есть в сексуальность, являющуюся душой жизни. В то время как Христос уносит бытие в эмпирей облаков и газов, где он расточается вот уже целую вечность. Вознесение так называемого иисуса-христа 2000 лет назад было лишь подъемом по нескончаемой вертикали, где однажды он перестал существовать и где все, что было им, снова упало в половые органы людей, как основа всякого либидо. Подобно Иисусу-христу есть еще некто, который никогда не спускался на землю, поскольку человек слишком мелок для него, а оставался в безднах бесконечности, сродни так называемой божественной имманентности, и который безустанно, точно Будда, погруженный в созерцание, ждал, пока СУЩЕСТВО станет достаточно совершенным, чтобы спуститься и обосноваться в его теле, что по сути — низкий расчет труса и лентяя, который не захотел быть страдающим существом, любым существом, но заставил его страдать через другого, чтобы затем изгнать этого другого, этого страдальца, и отправить его в ад, когда этот одержимый страданием превратит сущность своего страдания в рай, подготовленный для смеси лени и мерзости, именуемой богом и Иисусом-христом. Я — один из этих страдальцев, я — тот главный страдалец, к которому бог, как он заявляет, спустится, когда я умру, но у меня три дочери, которые тоже страдают, и я надеюсь, что вы тоже страдалец в душе, мсье Анри Паризо, так как рядом с богом и Христом есть еще и ангелы, которые, как и он, претендуют на сознание каждого рожденного существа, в то время как сами считают себя нерожденными. Должен вам сказать, что я отправился к индейцам тараумара искать не Иисуса-христа, а себя самого, господина Антонена Арто, родившегося 4 сентября 1896 года в Марселе, в доме номер 4 по улице Жарден-де-Плант, из матки, с которой я не имел ничего общего уже тогда, да и до моего рождения, потому что это не так рождаются — когда 9 месяцев в узилище с тобой совокупляется и мастурбирует тебя мембрана, сияющая мембрана, которая пожирает без зубов, как говорится в УПАНИШАДАХ, и я знаю, что был рожден иначе, своими произведениями, а не матерью, но МАТЬ захотела меня забрать, и вы видите, к чему это привело в моей жизни. Я рожден только своим страданием, и вы смогли бы сделать то же самое, господин Анри Паризо. И надо полагать, что матка считает это страдание благом, уже 49 лет прошло с тех пор, как матка захотела вобрать в себя страдание ради себя самой и насладиться им, не прикрываясь материнством. И Иисус-христос рожден одной из матерей, которая тоже хотела принять меня за него, причем задолго до начала времен и сотворения мира, и я отправился в горы Мексики только для того, чтобы избавиться от Иисуса-христа, как я рассчитываю отправиться однажды в Тибет, чтобы полностью освободить себя от бога-отца и его святого духа. Вы поедете со мной? Опубликуйте это письмо вместо дополнения, а дополнение, пожалуйста, мне верните.
17
По письмам, которыми обменялись Анри Паризо и Антонен Арто, не похоже, что гранки этого письма были отправлены в Родез, чтобы Арто их вычитал. Благодаря одному коллекционеру, который приобрел подлинник документа, мы смогли сравнить его с примечанием на сопроводительной записке, опубликованной в коллекции «Золотой Век».
В верхней части листа на первой странице письма, слева, Антонен Арто пометил: «Письмо для публикации», затем идут дата, имя и адрес: Анри Паризо, 140, ул. Орлеана, Париж, XIV.
18
В основном примечании к тексту «Путешествие в страну тараумара» мы указали, что 6 июля 1945 г. Анри Паризо предложил Арто опубликовать текст в его коллекции и попросил прислать ответ с обратной почтой. Более чем вероятно, что Антонен Арто, обеспокоенный отсрочками Робера Годе, ответил сразу же. Однако 28 августа 1945 г. Анри Паризо еще не получил ответа от Арто, потому что он ему написал: «Вы не ответили на вопрос моего последнего письма: можете ли вы дать мне текст «Путешествия в страну тараумара», который, по-видимому, перестал интересовать Годе?»
На это письмо от 28 августа Арто ответил 7 сентября 1945 г., указав, что он не только написал дважды, давая свое согласие на публикацию, но он еще и добавил к одному из этих писем третье письмо, чтобы опубликовать его вместо Приложения.
По всей видимости, эти письма были либо потеряны, либо задержаны и не сразу отправлены канцелярией лечебницы Родеза.
С любовью — Антонен Арто.
Тутугури [19]
Созданный
Он — Ритуал черной ночи и вечной смерти солнца.
Нет, солнце больше не вернется, и все шесть крестов круга, которые должна пересечь звезда, существуют лишь для того, чтобы преградить ей путь.
19
По контракту, подписанному 22 июня 1947 г., Антонен Арто обязывался предоставить Марку Барбеза, помимо текстов, уже опубликованных в коллекции «Золотой Век» и в 12-м номере «Арбалета», текст, озаглавленный «Ритуал Солнца».
В конце октября 1947 г. Антонен Арто пишет стихотворение «Тутугури. Ритуал черного солнца».
В это время к нему обратились с просьбой сделать передачу для французского радио, и он подумал, что это стихотворение могло бы стать частью текста передачи. Перед тем как отправить этот текст, он продиктовал его Марку Барбеза именно с этим намерением. Поскольку это была передача для радио, ничто не мешало стихотворению появиться вместе с другими текстами «Тараумары». Но передача «Покончить с божьим судом» была запрещена. Издатель предложил Антонену Арто опубликовать текст полностью, и 12 февраля 1948 г. контракт был подписан. «Тутугури, ритуал черного солнца» составлял неотъемлемую часть «Покончить с божьим судом» и, следовательно, не мог быть опубликован вместе с текстами «Тараумары». Итак, 16 февраля 1948 г. Антонен Арто отправил Марку Барбеза письмо, в котором, в частности, писал:
Парижский издательский дом просит у меня текст моей радиопередачи, где фигурирует «Тутугури».
Я дал им его.
Но для вас я пишу новый текст «Тутугури», чтобы ПРИСОЕДИНИТЬ его к ритуалу Пейотля.
Прошу вас, не ищите его в моих прежних текстах и, самое главное, не сожалейте о них.
Новый «Тутугури», который я написал для вас, утяжелен кровавым опытом, который я изведал в 1936 г.
Этот опыт заключается в том, что я перенес три приступа и меня нашли плавающим в собственной крови, в целой луже собственной крови, и именно отсюда идет «Тутугури».
Письмо заканчивается второй версией «Тутугури».
Ибо недостаточно знают, вообще не знают здесь, в Европе, до какой степени крест является черным знаком, недостаточно знают «слюнное могущество креста» и до какой степени крест является извержением слюны, нанесенной на слова, выражающие мысль.
В Мексике крест и солнце ходят парой, и взлетающее солнце присутствует в этой изменяющейся фразе, которая кладет шесть времен на то, чтобы добраться до дня,
крест — мерзкий знак, и надо, чтобы материя горела,
почему мерзкий,
потому что язык, который слюнявит знак, — мерзкий,
а почему он слюнявит знак?
Чтобы его помазать.
Нет ничего святого или священного без помазания.
А не становится ли язык в момент помазания остроконечным?
не размещается ли он меж четырех стран света?
Так, значит, нужно, чтобы появляющееся солнце проходило шесть точек мерзкой фразы, чтобы спастись, а затем обернуться молнией.
Потому что солнце поднимается точно в уровень с крестами, как шаровая молния, о которой известно, что она не простит? Не простит чего?
Греха одного человека и целой деревни, и именно по этой причине уже за несколько недель до ритуала видишь, как очищается, одевается в чистую белую одежду и умывается все племя тараумара,
И вот, наконец, наступает День Ритуала и сверкающего явления.
Именно тогда укладываются на землю шесть мужчин в белых одеждах, шестеро, которых считают самыми чистыми в племени.
И считается, что каждый обвенчан с крестом.
Одним из тех крестов, что представляют собой две палки, перевязанные грязной веревкой.
Седьмой человек стоит и держит на себе крест, притороченный к бедру, в руках у него странный музыкальный инструмент из деревянных пластинок, положенных одна на другую,
которые издают звук — нечто среднее между ударом колокола и пушечным выстрелом.
И однажды на рассвете седьмой Тутугури начинает танец, ударяя по одной из пластинок черной чугунной колотушкой.
И тут мы видим, как мужчины с крестами, появившиеся словно из-под земли, подпрыгивая проходят вперед и образуют круг, и каждый из них должен семь раз обойти вокруг своего креста, не нарушая общего круга.
Я не знаю, то ли действительно поднимается ветер, то ли ветер возникает от этой старинной музыки, которая звучит до сих пор, но ощущение такое, словно по тебе хлещут порывы ночи, дыхание, поднявшееся из склепов сгинувшего народа, пришедшего сюда, чтобы явить свое лицо, нарисованное лицо, насмехающийся и беспощадный лик.
Беспощадный, потому что правосудие, которое он несет, не от мира сего,
Будь чистым и праведным, кажется, говорит он.
И будь невинным.
Или я приоткрою для тебя свою геенну.
И геенна приоткрывается.
Цимбалы седьмого Тутугури причиняют острую боль: это кратер вулкана во время извержения.
Кажется, пластинки сейчас разлетятся от этих звуков, как лес под топором фантастического лесоруба.
И вдруг происходит то, чего ждали: сернистые пары в виде лилии струей вырываются в каком-то месте внутри круга, очерченного людьми, который замкнут шестью крестами, а следом — пламя, огромное пламя вдруг разгорается,
и это огромное пламя гудит.
Оно гудит неслыханно громко. Внутри этого пламени полно звезд, раскаленных частиц — словно восходящее солнце ведет за собой всю небесную систему.
И вот солнце занимает свое место.
Оно разместилось в центре небесной системы. Оно оказалось словно в центре грандиозного взрыва.
Потому что горящие частицы, словно солдаты воюющей армии, вспыхивая, бросались друг на друга.
Тогда солнце стало круглым. И мы увидели огненный шар прямо на пути настоящего солнца, потому что начала подниматься заря, переходя с одного креста на другой.