Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи
Шрифт:
Титульный лист книги Кристофера Марлоу
«Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста» (Лондон, 1620)
Снова амбивалентность. Кажется, что в аркане Маг, который имеет порядковый номер 1, уже произошел раскол – первичное ничто разделилось на проявленное и непроявленное. И его конфликт – это конфликт двух душ. Двух устремлений. Двух начал, которые чуть далее раскроются нам в образах Жрицы и Императрицы. Но это разделение,
В Дураке – единство всех противоположностей. В Маге – единство и борьба противоположностей. Как и Дурак, он по ту сторону добра и зла, когда произносит «слово благословенное и проклятое».
Классические изображения Мага явно не улавливают этой двойственности – по-видимому, сознание человека прошлой эры могло видеть Мага либо как великого мошенника (Таро Висконти, Марсельское Таро) либо как идеализированного посвященного. Однако Кроули удалось передать эту двойственность, введя в карту Мага второй образ – обезьяну, которая представляет собой тень самого Мага.
Третий архетипический образ мага, который мы рассмотрим, – Мерлин. В нем парадоксальная спаянность света и тьмы манифестируется уже в самом факте его рождения – от сатаны и невинной, фактически изнасилованной сатаной монахини. Данная мифологема одновременно зеркально отражает христианский миф о непорочном зачатии (вспомним, что и Симон называл себя Христом) и вносит идею непримиримой дуальности (дьявол и святая монахиня), которая в конечном счете становится единством. Мерлин оказывается универсальным агентом, медиатором, посредником, соединяющим Верх и Низ.
Поэтому его действия в артурианском цикле легенд очень характерны. С одной стороны, Мерлин помогает благородному королю Артуру занять свой трон, помогает ему решать сложные задачи, создавать круглый стол (метафора мандалы или зодиака) и всячески противостоит козням его врагов. С другой стороны, когда по звездам Мерлин прочел, что Артур будет убит тем, кто рожден в этом году, он пошел по пути библейского Ирода – посоветовал Артуру истребить всех новорожденных младенцев. И что интересно – ни Артур, ни Мерлин не стали после этого негативными персонажами!
Мерлин играет роль Мага в «Артурианском Таро» (1991)
Исторически имя Мерлин является прямой отсылкой к алхимической ртути – меркулину, или меркурию. Мы вновь возвращаемся туда, откуда начали: к двойственности Гермеса-Меркурия, являющегося одновременно творцом, учителем и мошенником.
И действительно, архетип Мага очень тесно связан с архетипом Меркурия. Следует перечислить их общие черты. Во-первых, оба тесно связаны с идеей границы между этим и тем. Меркурий – единственный бог, спокойно пересекающий границу между царством небесных богов, людей и богов подземных (на другом языке – между мирами ангелов и демонов). Он – одновременно свой и иной в каждом из этих миров. Как уже было сказано, Меркурий сочетает в себе высший и низший аспекты и связан с идеей божественной игры. В системе магических соответствий планетарная сила, соответствующая первому аркану, – опять-таки Меркурий.
Меркурий со своим кадуцеем. Гравюра XVI века
Архетип Меркурия исследует Карл Юнг в своей работе «Дух Меркурий». Не вдаваясь в сложные символические сплетения и цитаты, мы приводим резюме, которое Юнг дает исследуемому им архетипу:
а) Он состоит из всех мыслимых противоположностей. Таким образом, он есть ярко выраженная двойственность – но постоянно именуется единством.
b) Он и материален, и духовен.
c) Он – процесс превращения низшего, материального, в высшее, духовное, и наоборот.
d) Он – черт, спаситель и психопомп, неуловимый трикстер, наконец – отражение Бога в Матери Природе.
e) Он также – зеркальное отражение мистического переживания алхимика, которое совпадает с opus alchymicum.
Символ Меркурия, которому соответствует первый аркан Таро, – кадуцей, две змеи, обвивающие жезл. Этот символ можно интерпретировать метафизически как соединение добра и зла в едином источнике Меркурия, а можно рассмотреть его с точки зрения «тонкой физиологии» – ведь само строение кадуцея на удивление напоминает йогические схемы основных каналов нашего тела. Однако мне кажется, что к символу такого масштаба какая-либо интерпретация мало применима. Ведь интерпретация появилась во времени как слово мага, а символ, архетип пребывает изначально.
Всего один забавный факт. Китайский шаман, когда идет за своими целебными травами, превращает себя в подобие кадуцея. Он находит двух змей – красную и зеленую, ловит их и, держа их головы пальцами, идет туда, куда указывают их хвосты. Из этого примера мы видим, что архетипические образы являются чем-то гораздо большим, нежели рациональное построение. Некоторые эзотерические традиции, увлекаясь интерпретацией, утверждают, что символы были даны нам некими высшими существами, которые зашифровали в них свои доктрины. Эта соблазнительная идея опровергается тем, что символ превыше любой интерпретации и концепции. Вначале переживается символ, и только потом появляется теологический или эзотерический трактат для его осмысления.
Маг дает нам возможность работать с символами без интерпретаций. Оказавшись на пути Бет Древа Жизни, мы уподобляемся «самому динамическому импульсу творения» (Кроули), который идет от источника в первичную материю и извлекает из нее нужные ему идеи. Суть Мага – в балансе. На большинстве изображений этого аркана Маг держит свои руки так, что одна указывает на небо, а другая – на землю. Он как бы говорит нам, что только ему, как Гермесу, доступны все три мира, и только он может скользить между ними.
Разница между Магом и Иерофантом, между жрецом здешних богов (архетипов) и жрецом иных богов, прекрасно уловлена в книгах Карлоса Кастанеды. С одной стороны – учитель-тональ дон Хуан, который воплощает архетип Иерофанта. Нельзя сказать, что он обучает тому, что Карлос уже знает. Нет. Но он обучает тому, что тот хотя бы отчасти может услышать, тому, что можно описать словами, или хотя бы тому, на что можно направить слова. С другой стороны – маг-нагуаль Хенаро. Тот, кто не учит почти ничему, но вызывает животный ужас одним своим присутствием. Не потому, что он специально пугает героя. И не потому, что он враждебен. А потому, что для героя он – выразитель Нагуаля – Тотально Иного.