Таро Люцифера
Шрифт:
Хорунжий, словно поперхнулся, крякнул в кулак.
— А вот Сильвестр, — князь указал на секретаря. — Хоть человек сугубо статский и жутко боится всякого оружия, погибнет от летящего металла. Как — сие мне не ведомо. Но от летящего металла. И никому сего изменить не дано.
— Ваше сиятельство, — жалобным голосом протянул секретарь. — Вы же обещали не напоминать!
— Ну, прости ради Бога, дружок. Судьбы он, видите
Корсаков рассмеялся, откинулся на спину, разбросал руки, глядя в высокое голубое небо.
— Увольте, Николай Михайлович, но не верю я в гадания. — Он полной грудью набрал свежий утренний воздух. — Даже думать о смерти в такой день не хочется.
Хорунжий, отвернувшись, мелко перекрестился.
Козловский грустно улыбнулся и промолчал.
Попетляв среди несжатых полей и березовых рощ, дорога нырнула в сосновый бор. Солнце накалило золотые стволы, пахло смолой и хвоей. Копыта коней мягко ступали ковру из палой хвои, устилавшей песок дороги.
Князь вынул из кармашка брегет, щелкнул крышкой. Затейливая мелодия вывела хорунжего из полусонного состояния. Он зыркнул на брегет цыганским глазом и восхищенно цокнул зыком.
— Вот ведь какая штука мудреная. И который же час, позвольте спросить?
Почти час по полудни, голубчик, — ответил Козловский.
Хорунжий вскинул голову, сверился с солнцем и сказал:
— Верно, ваше сиятельство. Не врут ваши часики.
Князь спрятал улыбку.
— Долго ли еще, Николай Михайлович? — Отогнав от лица слепня, спросил Корсаков.
— Вон речка блестит, видите? За ней уже мои владения начинаются.
Головко дал знак Сильвестру придержать коней, тот натянул вожжи, коляска остановилась.
Хорунжий и корнет привстали на стременах, вглядываясь вперед, где за редким частоколом деревьев поблескивала речушка. Она казалась стальным клинком, брошенным в луговой траве.
По деревянному мосту через обмелевшую речушку первым проскакал дозорный. С высокого берега, на котором остался отряд, было видно, что дорога за мостом раздваивалась.
Казак, которому в Москве хорунжий презентовал соломенную шляпку, спешился у развилки, присел на корточки.
— Что там, Семен? — крикнул хорунжий.
— Разъезд, кажись! — Казак растер в ладони горсть дорожной пыли. — Чуток нас опередили.
Хорунжий, переглянувшись с Корсаковым, послал коня вперед.
— Кто проехал, Семен? — спросил он, подъехав к казаку.
— А вот, глянь, Георгий Иванович. Подковы не наши. И гвозди, вишь, как лежат.
Хорунжий хищно потянул носом воздух.
— Думаешь, француз?
— Вроде бы и далеко от француза оторвались… Однако, подковки-то не наши, Георгий Иванович.
Головко дернул щекой. Резко развернул коня, вернулся к коляске.
Князь, добродушно щурясь, достал табакерку, отправил в левую ноздрю понюшку табаку.
— Не желаете, Георгий Иванович?
— Благодарствуйте, не приучен.
— А зачем остановка, позвольте спросить?
— Похоже, впереди французский разъезд, — обращаясь к корнету, доложил хорунжий.
— Много их? — Правая ладонь Корсакова сама собой легла на рукоять сабли.
— Не больше десятка, господин корнет. След свежий, — ответил Головко.
— Куда ведет эта дорога, Николай Михайлович? — спросил Корсаков.
— Которая? — переспросил, нахмурившись, Козловский. — Эта, где француз наследил, на Павлов посад, а нам по левой — на Караваево. А вы, корнет, похоже, желаете француза догнать?
— Вы правы князь. — Корсаков снял и приторочил к седлу ментик. — Не годится врага в тылу оставлять. Хорунжий, собери казаков на развилке, проверьте оружие. И ждите меня.
— Эх, дал же Бог командира! — с горечью пробормотал Головко.
Он махнул казакам и с места посылал коня в галоп.
Под дробью копыт задрожали доски мостка; по темной воде пошла мелкая рябь, тревожа ряску и шевеля чахлые пучки осоки.
Корсаков вынул из седельных кобур пистолеты, проверил шомполом заряд.
Козловский пристальным взглядом следил за его приготовлениями.
— Мой юный друг, Бога ради извините за вопрос, но разве ваши действия не противоречат приказу охранять меня? — поинтересовался князь.
Корсаков вскинул голову.
— Но приказа бить французов еще не отменили, или я не прав?
— Браво, корнет. — Князь удовлетворенно кивнул. — Иного ответа я не ожидал.
— Вы не беспокойтесь, Николай Михайлович. Езжайте себе потихоньку. Уверен, мы скоро вас нагоним.
— Знать судьба такая, — прошептал ему в след Козловский.
Корсаков, горяча коня, вырвался к перекрестку.
— Ну, чего ждем, господа казаки? — Корсаков резко осадил коня. — За мной, рысью, марш!
Казаки с хмурыми лицами расступились, уступая ему дорогу.
— Пожелайте удачи, князь! — крикнул, оглянувшись, Корсаков, картинно поднимая коня на дыбы.
— Езжайте уж, корнет, — пробормотал Козловский, покручивая перстень на указательном пальце. — Ваша смерть еще далеко.
Дорога, вырвавшись из леса на просторное поле, просматривалась далеко и была пустынна, будто по ней испокон веку никто не ездил.
Пришлось остановиться.
Кони, взмыленные после двадцатиминутного галопа, всхрапывали и грызли удила.
Семен проехал вперед, не спешиваясь, высматривал следы.