Таро Люцифера
Шрифт:
Вдвоем с подоспевшим казаком они изорвали рубашку Корсакова на полосы, крепко перевязали ему грудь и голову.
Подскакали Семен и Митяй, волоча два длинных ствола молодых березок. На них набросили бурку, подвязав полы, закрепили меж двух коней. На слеги уложили слабо постанывающего Корсакова.
Головко подхватил с земли остатки блокнота. Увидав на листках мудреные значки, чертыхнувшись, сунул за пазуху. Вскочил в седло. Жесткой рукой осадил заигравшего под ним коня.
— Корнета в полк повезем. Семен, останься. Коней, оружие
— А что зря коня гонять? — возразил Семен. — Сами здесь их сиятельство и закопаем. Чать, земля уже ихняя, родная. Они на нас за то не в обиде будут. — Он покосился на труп князя. — Да и все равно уже ему.
— Молча-ать! — взревел хорунжий, да так, что шарахнулись кони.
Переведя дух, он тише добавил:
— Делай, как я сказал. Хватит с меня одного умника.
Все, не сговариваясь, посмотрели на впавшего в забытье корнета. Поверх бинтов на его груди расплывалось алое пятно.
Четыре эскадрона Лейб-гвардии гусарского полка остановились на постой в небольшой деревушке, неподалеку от имения князя Козловского.
Головко нашел полковника в крепкой избе старосты деревни. Выслушав хорунжего, Мандрыка крепко выругался.
— Как знал, что рано мальчишке этому команду давать! Экую безделицу, князя до имения сопроводить, и ту умудрился в баталию превратить! И ты, хорунжий, тоже хорош. Седина в бороде, а мальчишку в узде удержать не мог.
— Его удержишь! — тихо проворчал хорунжий, глядя в пол.
Но полковник расслышал и сразу же обмяк.
— Где он?
— На дворе, ваше высокоблагородие, — ответил хорунжий.
Полковник быстрым шагом вышел во двор. Корсаков по-прежнему лежал на бурке.
— Снимите его и несите в избу, — распорядился полковник. — Врача быстро! — скомандовал он ординарцу.
Казаки осторожно сняли корнета с импровизированных носилок.
Корсаков открыл глаза и, узнав полковника, хотел приподняться.
— Лежи, лежи, Алеша. — Полковник положил ладонь на его пышущий жаром лоб. — Ну зачем ты на рожон полез, а?
— Судьбу испытать хотел, Николай Яковлевич, — прошептал Корсаков. — Князь нагадал мне позор от металла. Ну, я и… Где бумаги?! — Он поискал глазами Головко.
Тот вынул из-за пазухи блокнот с измятыми страницами.
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Как приказывали, прибрал я бумажки. Француз уничтожить хотел. Верно, секретное что-то, не по-нашему тут, — добавил он, протягивая блокнот полковнику.
Мандрыка раскрыл блокнот, перелистал его и, закусив губу, исподлобья взглянул на хорунжего.
— Кроме тебя, кто-нибудь видел, что здесь написано?
— Никто, ваше высокоблагородие. — Хорунжий вытянулся под его испытующим взглядом. — Кто
— А ты, Алексей, читал?
— Под ногами они валялись, я мельком лишь взглянул, когда к французу шел. Не до того мне было, — попытался улыбнуться корнет. — А что там?
— Важные бумаги, — уклончиво ответил полковник. — Услуга твоя неоценима. За нее тебе простится многое. — Он на секунду задумался. — Хорунжий, о деле сем прошу подать мне рапорт. Своих казачков не забудьте упомянуть. Все участники дела будут мною представлены к наградам.
— Будет исполнено, господин полковник, — едва совладав с удивлением, отозвался хорунжий.
— Пятеро наших супротив десятка егерей… Конечно же, к награде!
— Шестеро нас было, — поправил его хорунжий. — А господин корнет офицера их в пешем строю достал. Один на один. И все то видели. Если кто и герой — так то он. Кабы не господин корнет, разъезд французский до сих пор по нашим тылам ошивался. Так-то!
На этот раз он без труда выдержал взгляд полковника.
— А ты смел и умом скор, Георгий Иванович, — с улыбкой произнес полковник.
Хорунжий с солидной медлительностью разгладил усы.
— У нас, ваше сиятельство, на Дону все такие.
— Значит, в рапорте отпиши, как сейчас сказывал. — Полковник Мандрыка помедлил и резко, по-командирски, добавил:
— О бумагах не упоминать. Не было их. Ты понял меня, казак?
Хорунжий пошевелил кустистыми бровями и кивнул.
Мандрыка обратился к Корсакову:
— И ты, друг мой, никаких бумаг не видел.
— Как прикажете, Николай Яковлевич. Но до того, как я окончательно про них забуду, позвольте поинтересоваться…
— Алеша, просто забудь! Выбрось из головы. Иначе, на плечах ты ее не удержишь. — Он понизил голос. — Но кому следует, поверь мне, никогда не забудут об оказанной тобой услуге. Вот тому зарок.
Мандрыка протянул руку Корсакову.
Хорунжий заметил некоторую странность в жесте полковника: в ладонь Корсакова тот вложил свою, зачем-то согнув безымянный палец. Но раненый, не обратив на эту странность внимания, слабо пожал протянутую руку командира.
Час спустя ординарец полковника покинул расположение полка, увозя в ташке пакет, с приказом доставить его князю Николаю Ивановичу Новикову в собственные руки.
Никто не знал, что полковник Лейб-гвардии гусарского полка в военное время отрядил ординарца ради письма сугубо статскому человеку, к тому же пребывающем под присмотром властей по подозрению в вольнодумстве и тайном заговоре. Как никто из «братьев» малых степеней посвящения никогда не узнал, что содержалось в пакете, адресованном главе русского масонства князю Новикову. И уж точно не ведал корнет Корсаков, забывшийся тяжелым сном в полковом лазарете, что отныне и навсегда над ним и потомками его простер свои крылья Орденский орел.