Тарра. Граница бури
Шрифт:
— Геро!
Женщина у окна вздрогнула от неожиданности и обернулась.
— Геро…
Собственно говоря, Илана не представляла, зачем пришла. Надо было убить время, надо было учиться жить без братьев и без Рене. Ланка пока сама еще не понимала, чего же она хочет для себя. Уехать в Эланд и там, став великой герцогиней, завоевать Рене, как она мечтала несколько дней назад? Или побороться за таянский престол? Пожертвовав любовью?! Отдавать Рене таянка не собиралась. Она хотела получить все и забыть о том страшном, что вползло в Высокий Замок.
Ланке было стыдно это признать,
— Не надо. Ничего больше не надо.
Илана молчала, не зная, что говорить. Герика тоже. Потом подошла к туалетному столику и достала шкатулку из драгоценной корбутской лиственницы:
— Возьми себе.
— Что это?
— Камни. Мне они больше не понадобятся. — Королева открыла крышку, и принцесса с трудом удержала восторженный крик. На пожелтевшем белом шелке мерцали и переливались невозможной красоты рубины. Каждый камень стоил четырех, а то и пяти лучших скакунов, а камней было множество. Герика с каким-то ожесточением вытряхивала на скатерть диадему, ожерелье, серьги с подвесками, два браслета, перстень… Ланка с трудом оторвала взгляд от багрового мерцающего зарева.
— Я не могу это принять!
— Должна же я кому-то их оставить. Я больше никогда не буду носить драгоценности. Особенно эти.
— Но ты их и раньше не носила.
— Эти камни… — Тарскийка вздрогнула. — Говорят, их носила в юности сама Циала… Они всегда были у отца. Когда его поймали, Стефан отдал их мне.
— Какие красивые! — Принцесса нежно прикоснулась рукой к алой капле. — Спасибо тебе, но я не могу их взять. Ты успокоишься, пройдет время…
— Нет! — с неожиданной твердостью отрезала королева. — Мне они не нужны. Они слишком хороши для меня. Примерь.
Если б кто-то с утра сказал Илане, что она вечером замрет от счастья, примеряя перед зеркалом серьги, она запустила бы в мерзавца первым, что подвернулось под руку. Но, любуясь своим отражением, девушка забыла обо всем. Кроме Рене. Когда он увидит ее в этих рубинах… Илана с досадой вспомнила о трауре и о том, что вела себя гадко, сперва воспользовавшись горем Герики, а потом забыв о нем. Принцесса торопливо сняла украшения, и день за окном словно бы померк. Молчание становилось тягостным, когда в комнату вошла Марита, и королева подняла глаза.
— Его величество сейчас будет здесь, — присела в реверансе девушка и тотчас вышла. Ланка повернулась, чтобы последовать за ней, но, боясь показаться слишком черствой, заметила: — Марита — самое прекрасное создание, которое я знаю. Жаль, что она — простолюдинка. Вот кому бы пошли рубины Циалы.
— Я как-то предложила ей их примерить, — бездумно откликнулась дочь Годоя, — она даже из шкатулки их не вынула… Испугалась, а тебе они впору… Как будто бы их делали для тебя. Стефан говорил, что все на свете имеет какой-то смысл. Наверное, эти камни нашли то, что хотели.
Илана больше не спорила. Более того, расстаться с холодным заревом она была просто не в состоянии.
— Не уговаривайте, дан Шандер, — мы никуда не поедем. Никакой опасности нет, кому нужны жалкие знахари? А вот вам и Роману мы можем пригодиться. — Лупе неожиданно для себя самой накрыла узкой ладошкой руку Шандера. — Вам очень тяжко без Стефана?
Другого граф оборвал бы на полуслове, но тут просто кивнул темной головой. Женщина ничего не сказала, только взяла его ладонь и прижала к своей щеке. Шандер осторожно, словно боясь спугнуть что-то невидимое, придвинулся к знахарке и второй рукой обнял ее за плечи, уткнувшись лицом в пахнущие полынью волосы. Они не говорили. Зачем? Эта ночь была бы слишком грустной для любви — за стенкой храпел пьяный поэт, наверху возился со своими снадобьями Симон, а в Высоком Замке Белка распихивала по сумкам очень нужные ей вещи, вроде прошлогодней змеиной кожи или пары любимых стремян. Через несколько часов займется заря, и эландцы покинут Гелань…
— Говорят, они увозят тело Иннокентия?
— Да. Король разрешил. Вернее, приказал. Иннокентий — эландец. Похоже, Марко хочет зачеркнуть старую дружбу…
— Неужели он забыл даже королеву?
— Боюсь, что так. Я ничего не понимаю, Леопина, но мне будет легче, если ты уедешь с Рене.
— Зачем возвращаться к тому, что решено? — Она ненавязчиво отстранилась и встала. — Тебе пора. Скоро утро.
Граф покорно встал, привычным жестом проверив шпагу и кинжал. Она молча, опустив голову, подала ему шляпу и плащ. Принимая их, Шандер словно по наитию нежно коснулся лица женщины, заставив ее посмотреть ему в глаза.
— Почему ты плачешь?
— Потому что боюсь за тебя.
— Ваше величество? — Рене с неприкрытым недоумением смотрел на Герику, замершую в дверях. Он был готов увидеть кого угодно — Илану, Шандера, Лукиана, самого короля, но не полупомешавшуюся после гибели Стефана королеву. Тем не менее это была она.
Траурное лиловое платье с белой оторочкой у горла и распущенные по тарскому обычаю волосы преобразили дочь Годоя, превратив ее почти в красавицу. Впрочем, Рене и раньше подозревал, что молодая королева принадлежит к той редкой породе женщин, чьей внешности все «улучшения» наносят вред. Герика в розовых и белых пышных платьях казалась неуклюжей и нелепой, Герику в трауре забыть будет трудно.
— Что случилось, ваше величество? Я могу чем-нибудь помочь? — Рене пододвинул молодой женщине стул, на который та покорно опустилась. Некоторое время оба молчали, потом королева подняла глаза:
— Вы должны уехать. Завтра же!
Вот в чем, оказывается, дело! Королю потребовалось подкрепление — Марко не уверен, что Рене подчинится, а королю зачем-то понадобилось срочно убрать родственника из Таяны. Наваждение прошло, перед Рене вновь было безвольное существо, никогда не имевшее ни собственных мыслей, ни собственных чувств. А если и имевшее, то ничего не делавшее, чтобы их защитить. Впрочем, это не вина Герики, а ее беда. Рене поклонился.