Тарра. Граница бури
Шрифт:
— Вы и вправду хотите это сделать?
— Я это сделаю. После Белого Моста Лупе мне почти что родственница, а оставлять ее привязанной к этой бочке… Она молода, может, еще найдет свое счастье и составит чужое. Мне кажется, она едва не превратила Родольфа в человека, большего не смог бы никто… Наверняка побег тоже устроила она — дождалась, когда родных не будет дома, а то и спровадила куда-нибудь.
Шандер вздрогнул от неожиданности: только что спокойно сидевший Рене вскочил и бросился к выходу. Граф счел излишним выяснять, что случилось. Он просто последовал за адмиралом.
Ночь почти затопила Высокий Замок. Силуэты башен и стен, решетки, деревья во внутренних садах казались вырезанными из черной замши и наклеенными на все еще синий бархат неба. Во дворцах, казармах, службах зажгли огни, но Стефану и Герике свет был ни к чему. Наследник и королева, взявшись за руки, сидели на узком балкончике, опоясывавшем Рассветную башню. Неизбежная Белка примостилась тут же, но ее почти не замечали. Девочка тоже примолкла, бездумно поглаживая привалившегося к ней Преданного.
Мужчина и женщина были поглощены друг другом, Белка вглядывалась во все еще различимую ленту дороги — ждала отца. И не выдержала:
— Когда они вернутся?
— А который час? — откликнулся принц голосом внезапно разбуженного человека.
— Пробило девять и три четверти.
— Давай думать. — Стефан не выпускал руки Герики, но его мозг уже работал, высчитывая, стоит ли тревожить короля, или еще можно ждать. — Они выехали почти за час до рассвета?
— Угу, — подтвердила Белка, которая, разумеется, не могла проспать такое событие.
— Если все прошло благополучно, у Всадников они были во втором часу пополудни. Сама встреча с привалом — это час, а то и побольше. Обратно они вряд ли поедут быстрее, чем ехали туда. Клирики не эландцы, вечно тащатся, как хромые собаки. Если они двинулись в Гелань в третьем часу, то здесь будут около полуночи. Беспокоиться нечего.
— Думаешь, я совсем ничего не соображаю?! — возмутилась девица Гардани. — Отец вскочил и умчался со всеми свободными «Серебряными», как нахлестанный. Мика и тот понял: что-то случилось.
— Не случилось, а только могло. Шани, то есть твой отец, и я решили, что нужно усилить охрану. Я думаю, они встретились где-то за Зварчем и теперь возвращаются. Вместе. Если к полуночи не вернутся — поедем навстречу…
Потребовать, чтобы ее взяли, Белка не успела. Ворота распахнулись, и в освещенный факелами двор ворвались темные всадники. Белка бросилась вниз. Стефан подался было следом, но с порога вернулся — он не мог оставить Герику и не хотел появляться во дворе вместе с ней. Не потому, что это было неприлично, — о таком принц просто не думал. Это могло быть опасно. Соглядатаи, чьими бы они ни были, увидев их с Геро, сразу смекнут, отчего личная гвардия принца понеслась вдогонку за Арроем и Ланкой. Спустить же тетиву в темноте проще простого, и Стефан оставил Герику у себя. Он был честен, когда так решил, честен… Они оба были честны, но у всего есть предел. У всего. Кроме любви.
Вернулась Белка. Не одна. Лейтенант Лайда четко и толково доложил о схватке в Тисовой, перечислил погибших и закончил тем, что потрепанный отряд ночует в Зварче. У Стефана не просто отлегло от души, все существо принца заполнило доселе незнакомое чувство победы. И то сказать, первую настоящую стычку они выиграли. Отпустив лейтенанта смывать пыль, Стефан зажег огонь и оглянулся на Герику. Та стояла, вжавшись в стену, ее била крупная дрожь.
Принц прикоснулся губами к мягким волосам.
— Больше нечего бояться. Все в порядке.
Тарскийка подняла глаза с расширенными бездонными зрачками:
— Стефан… Сейчас случится что-то страшное.
— Да нет же! — Он улыбнулся и еще крепче прижал ее к себе. — Что нам грозит здесь, в собственном доме? Если ты боишься, мы не станем ужинать тем, что нам принесли. Воду нам наберет Белка… Геро!
Похоже, она его не слышала.
Над головами тонко и противно просвистело — убийцы вновь воспользовались арбалетом. Еще бы — огонек фитиля в ночи неизбежно привлечет внимание. Предательница-луна превратила путников в отличные мишени для затаившихся в холмах стрелков, а густой кустарник, покрывавший берега небольшой речушки, был превосходным укрытием.
Рукопашная схватка для умелого бойца предпочтительнее выстрела в спину. Аррой и Гардани, не сговариваясь, пришпорили лошадей и рванулись вперед. Из зарослей никто не показывался, и Рене остановил коня в гуще буйно разросшегося ивняка.
— Прикрой меня. Я не должен ни на что отвлекаться, иначе нам не поздоровится.
Шандер был хорошим капитаном, а значит, умел не только приказывать, но и подчиняться. Он застыл за спиной герцога, чутко вслушиваясь в ночные шорохи. Какое-то время не происходило ничего, затем рядом запел невозможный на исходе лета соловей, и Гардани захлестнула теплая щемящая волна. Ночной певец захлебывался песней — звонкие трели сменялись россыпью мелодичных пощелкиваний, за которыми следовали все новые и новые рулады. Никогда еще птичье пение не приносило графу такого наслаждения, оно вселяло неколебимую уверенность, что жизнь прекрасна, что вся боль, грязь, тоска остались в прошлом, а впереди лишь счастье, счастье без конца…
Наваждение оказалось столь сильным, что Гардани чуть было не пропустил их — две темные кряжистые фигуры со страшноватой грацией скользили меж кустов, даже не пытаясь скрываться. С трудом стряхнув соловьиные чары, Шандер выхватил из укрепленных за спиной ножен кинжал и, тщательно прицелившись, метнул. Одна из фигур мягко осела на землю, второй гость даже не заметил гибели товарища, поглощенный соловьиной песней. Этого таянец взял живым.
Осторожно зайдя сзади, капитан бросился на пришельца; тот был неимоверно силен, но внезапность сделала свое дело, гоблин оказался на земле, даже не поняв, что с ним произошло. Гардани стянул руки пленника его же собственным ремнем, и только после этого песня оборвалась.
— Наше счастье, что их только двое, — заметил Рене, наклоняясь над лежащим. — Опять гоблин. И опять арбалеты. — Пленник задергался, пытаясь освободиться, и Рене проверил узлы. — Правильно, что позаимствовал его же ремень, человеческую поделку он бы разорвал, они сильны как быки. Не представляю, чем Годой их привлек, они не в восторге от людей, но к войне с нами не стремятся… Вернее, не стремились. — Адмирал положил руку на лоб гоблина и сосредоточенно прикрыл глаза. — Вот и все. Теперь он будет спать. Будь это человек, я сказал бы, что он очнется к полудню… Вообще-то гоблины — сильный народ, даже порцию яда, смертельную для человека, переживут, но противостоять эльфийской магии не могут.