Тарси
Шрифт:
– И не жалко тебе живого человека на цепи держать?
– Так он же без нас пропадет! – уверенно заявил парнишка.
Странная логика, но я не стал его разубеждать.
– Ладно, иди. Вот тебе еще серебряный, и проследи, чтобы меня не беспокоили.
Я хотел посмотреть внимательнее на странного пленника. Он действительно что-то бормотал, что-то странное и напевное. Казалось, он не обращает на окружающих никакого внимания.
– Граф, вы идете? – позвал меня Тромиг.
– Подождите. Впрочем, я вас не задерживаю, можете
Барон потоптался пару минут, ему непонятен был мой интерес к сидящему на цепи человеку.
– Хорошо, я так и сделаю, – согласился он, – но не забудьте, что через полчаса начнется первый поединок.
Тромиг исчез, а я обратился в слух, пытаясь уловить смысл в бормотании странного человека. Надеюсь, он не несет полную чушь, от длительного сидения на цепи можно ожидать чего угодно.
Да нет, на чушь не похоже, в его языке чувствуется какой-то строй и ритм.
«Где вы, мои лингвистические способности? Почему не желаете просыпаться?»
А нет, зацепило, непонятное бормотание начало складываться в строки:
Принимает чужбинаНе цветами и хлебом.Чем, скажите, СалинаВиновата пред небом?Невеселая доля,Непростая судьба.Где же ты моя воля?Я сегодня раба.Ничего себе, как причудливо сложились строки… Получается, что пленник – поэт? Стоп, а почему «раба», а не «раб»? И имя тоже странное – Салина, на мужское не похоже. Неужели девица?
Я присмотрелся внимательно. Попробуй здесь разбери. Просторные размашистые одежды вполне могут скрыть все возможные признаки принадлежности к женскому полу, а округлое лицо с одинаковым успехом может принадлежать и юноше, и девушке.
– Хорошие стихи, – сказал я, решив опробовать знание нового языка.
Пленник вздрогнул. Или все-таки пленница?
– Вы знаете язык эслатов?
– Я знаю многие языки.
– Но до сих пор никто меня здесь не понимал.
– Бывает. Так порою происходит даже тогда, когда знаешь язык.
Мягкая улыбка коснулась губ пленника (или пленницы).
– Что мешало вам выучить местный язык?
– Чтобы разговаривать с этими невеждами, которые приходят и показывают на меня пальцем?
– Не находите, что зазнайство в вашем положении неуместно?
– Я и выучила, то есть выучил несколько слов.
– Так выучила или выучил? – уточнил я. – Насколько я понимаю, Салина – это женское имя.
– Прошу вас, никому не выдавайте мою тайну! – воскликнула Салина.
– Что плохого в том, чтобы быть девушкой?
Может, это местная феминистка? Не зря же она надела мужскую одежду.
– Ничего плохого в этом нет, но быть пленницей – незавидная участь, лучше уж так, как сейчас.
– Давно
– Четвертый месяц сижу на этой цепи.
«За время то никто не заподозрил ни лица, ни чина», – пришла мне на ум строчка из «Гусарской баллады».
– Как же вас угораздило?
Пленница покраснела и отвернулась.
– У меня не так много времени, – напомнил я.
– Я вас не задерживаю!
Сколько вызова, сколько блеска в глазах! Да уж, Салина – та еще штучка. И это после трех месяцев в плену. Чувствуется характер.
Я улыбнулся на подобное заявление.
– Если вам больше нечего сказать?
– Простите, это все мой вздорный характер. Папа говорил, что мне надо было родиться мальчиком.
– Где же он сейчас?
– Дома. По крайней мере, я на это надеюсь.
– А вас как сюда занесло?
– Я сбежала из дома и отправилась на поиски брата. Он ушел с караваном и исчез несколько лет назад.
– Но почему в мужской одежде?
– Одинокой девушке трудно путешествовать. Вообще-то я умею за себя постоять: и на коне меня мало кто обгонит, и из лука стреляю. Отец учил меня рукопашному бою и бою на мечах.
– А что вы не поделили с Сикруцем?
– Он меня оскорбил и не пожелал принести извинения!
– Вот как? Что же случилось?
– Он топтал копытами своего коня мою тень!
Я чуть было не рассмеялся, но взглянул на Салину и понял, что для нее сказанное очень серьезно.
– Думаю, он это сделал не нарочно. Надо будет уточнить, но я не слышал, чтобы подобное поведение считалось в Актии оскорблением.
– У нас это открытая форма пренебрежения. Я попросила его извиниться, он не отреагировал, лишь продолжал смеяться.
– Как же вы его попросили? На каком языке?
– Разумеется, на языке эслатов.
– Думаю, он вас не понял.
– Все равно он мог отъехать в сторону, – упрямо заявила девушка.
– А вы могли бы догадаться, что в другой стране могут быть другие обычаи.
– Так вы оправдываете этого мерзавца?! – выкрикнула Салина.
– Поверьте, я даже не знаком с рыцарем Сикруцем, но ваша горячность до добра не доведет. Собственно, уже не довела. Что касается рыцаря, необязательно он такой мерзавец. Кстати, как закончилось ваше столкновение?
– Я проиграла бой. Все мои умения оказались бесполезны, Сикруц слишком силен.
Я вспомнил, как граф Тугази один передвигал с места на место стокилограммовые сундуки, и понимающе кивнул. Сильные здесь рыцари. Если Сикруц способен на что-то подобное, девушке сложно с ним тягаться, даже при умении держать оружие в руках. Рыцарь тоже не вчера появился на свет. С чем с чем, а с мечом он умеет обращаться.
– Меня оглушили. Когда я пришла в себя, то меча и кинжала при мне не оказалось, а руки были связаны, – рассказывала Салина. – Рыцарь, оглушивший меня, что-то говорил, но это мало было похоже на извинения.