Таруса - древний город на Оке

Гостунский Николай Николаевич

В «Словаре» П. Семенова искажена роль Тарусы как укрепленного пункта XVII в.: «В 1654 г., во время моровой язвы, Таруса сделана охранительным пунктом, через крепкие заставы которого никого не пропускали в Москву» ¹⁸³. Как освещают этот вопрос источники? 25 сентября 1654 г. в Калугу была послана грамота царевича Алексея Алексеевича, предписывающая делать засеки и заставы и никого с Московской дороги в Калужский уезд и из него не пропускать, чтобы не распространилось моровое поветрие. Грамоты аналогичного содержания были отправлены во многие другие города ¹⁸⁴. «Того ж числа послана такова ж грамота на Тулу к воеводе…, да к нему ж писано, чтобы отписал против прежнего и против сего государева указу в городы, на Кропивну, в Олексин, в Торусу, на Дедилов, к воеводам и к приказным людей о засеках дорог и о заставах и сторожах и о моровом поветрии, против сей грамоты» ¹⁸⁵. Таким образом, Таруса здесь - лишь второстепенное звено в общем кордоне, причем, во-первых, ничего неизвестно о том, были ли там в действительности устроены заставы и засеки дорог, во-вторых, как явствует из грамоты, отправленной в Калугу, цель кордона состояла не столько в том, чтобы не пропускать в Москву, сколько в том, чтобы не пропускать из Москвы, ибо эпидемия свирепствовала в центре,

о чем сообщает и Павел Алеппский, передвигавшийся в 1654 г. вниз по Оке к Москве. Калугу он не характеризует как район эпидемии.

Впервые с распространением моровой язвы Павел Алеппский столкнулся в Коломне ¹⁸⁶. Правда, запись об этом относится к 20 августа 1654 г., а грамота царевича Алексея Алексеевича - к 25 сентября того же года. За месяц область распространения эпидемии, вероятно, расширилась и приблизилась к Тарусе и Калуге.

Во второй половине XVII в. Таруса считалась, очевидно, вполне «тыловым» городом. Сюда отправлялись на поселение захваченные в плен в Малой России черкасы. В документе 1660 г. указывается: «черкасские полоняники мужского и женского пола живут в Торусе и в Торусском уезде у торушан у всяких людей» ¹⁸⁷.

Военная служба тарушан

В Тысячной книге 1550 г. и Дворовой тетради 50-х годов XVI в. по Тарусе числился ряд детей боярских; причем многие из них были представителями знатных княжеских родов.

О службе одного из тарушан в Москве в XVI в. имеем свидетельство, относящееся к XVII в. В 1642/43 г. на Казенном дворе был составлен памятный список, «хто имяны наперед сего при государе царе и великом князе Иване Васильевиче… и при… Федоре Ивановиче… па Москве были головы стрелецкие и сотники». Оказывается, «из сотников в головах были… Иван Иванов сын Колемин, тарушенин» ¹⁸⁸. В XVII в. захудалые тарусские служилые люди в Москве, очевидно, не служили. В документе 1630 г. Таруса упомянута в длинном перечне городов, в которых боярам надлежало «розбирати» дворян, детей боярских и других служилых людей ¹⁸⁹. От середины XVII в. дошли ясные свидетельства о том, что тарусские служилые люди несли военную службу не в Тарусе, а намного южнее ее: в городах по Белгородской черте - Яблонове (на Изюмском шляхе), Белгороде - и в Ливнах ¹⁹⁰ (иа Муравском шляхе), т. е. там, где сосредоточивались большие военные силы для предотвращения крымских набегов. Служба служилых людей в самой Тарусе была отменена, вероятно, еще в конце XVI в. в связи с прекращением дислокации в Тарусе войск. Правда, иногда (например, в 1629 г.) в городе оставался небольшой гарнизон с «пищальми», состоявший из беднейших служилых людей, не имевших возможности служить вне Тарусы ¹⁹¹.

Из документа 1652 г. узнаем, что тарусские служилые люди (наряду с тулянами, каширянами, жителями Козельского уезда, сериуховичами и белозерскими-оболенскими помещиками) числились в составе «Тульского полка» ¹⁹², названного в документе 1655 г. «большим» ¹⁹³. В челобитной 1655 г. «торушеия дворяне и дети боярские» указывали, что они служили царям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу, «и сматривали нас у смотров по столповому списку и по розрядной росписи в большем полку: Тулу, Коширу, Козелеск и наш город Торусу; а ныне Тула и Кошира в твоем государевом полку, а Козелеск и наш город Торуса в полку у твоего государева боярина, у князя Алексея Никитича Трубецкого. И Козелеск город смотрят против прежнего по розрядной росписи, а наш город Торусу смотрят не против прежнего, не вместе с Козельском, после всех городов, по новой росписи, а не по старой розрядной росписи». «Торушане» просили «смотреть их против прежнего, вместе с Козельском» ¹⁹⁴. Отсюда видим, что традиция службы тарусских служилых людей в Тульском полку восходит к более раннему времени - по крайней мере к периоду царствования Михаила Федоровича (1613 - 1645 гг.). С середины XVII в. часть служилых людей Тарусы была записана в полк «рейтарского строю» ¹⁹⁵. В 1650 г. «торушане» рейтарского строю жаловались, что у них как у рейтар отнимают половину царского надбавочного земельного жалованья за службу: «…а если бы мы то ведали, что отнять по пятидесят четьи, и мы в рейтарскую службу не писалися, а перед своею братьею в таком позоре не были» ¹⁹⁶.

Общее число «торушан», бывших на службе в южных городах в 1646 - 1648 гг., составляло 54 человека; они служили по «половинам»: сначала служила первая «половина» (26 человек), а вторая сидела дома, затем первую отпускали по домам, и им на смену ехала служить вторая «половина» (28 человек) ¹⁹⁷. Эта смена «половин» производилась, вероятно, один раз в году. Служилые люди в городах «и на степи земляное валовое дело и деревянные крепости делали и ров около валу копали» ¹⁹⁸. Иногда они участвовали и в сражениях. Так, в литовском походе 1660 г. в полку князя Ю. А. Долгорукого было 37 торушан, пз которых несколько человек было ранено, несколько пропало без вести. Сражавшийся в битве под Коиотопом Трофим Ефремов сын Стопкин, «торушенин рейтарского строю» полка Вильяма Джонстона, был «ранен в правой бок в дву местех, да в правую руку ниже локтя, а сказал…, что он в левой бак застрелен из лука, а по руке тят саблею» ¹⁹⁹.

Кроме служилых людей, военную службу несло и тяглое население, которое поставляло из своей среды так называемых «даточных» люден, «пеших». В середине XVII в. Таруса была уже настолько небольшим городом, что сбор даточных людей исчислялся не с нее как с таковой, а с целого, так сказать, военного округа, куда она входила в качестве составной части. Центром этого округа являлся Серпухов; помимо Серпухова и Тарусы, сюда входили Оболенск, Алексин и Одоев. В 1660/61 г. в полку окольничего и воеводы кн. И. И. Лобанова-Ростовского даточных людей, собранных из Серпухова, Тарусы, Оболенска, Алексина и Одоева, числилось 214 человек. Удельный вес их, конечно, был невелик в общей массе даточных людей разных уездов²⁰⁰.

Военную повинность несли и посадские люди. Из документа 1681 г. узнаем, что вооруженные посадские люди Тарусы должны были стеречь острог в Серпухове. «Торусские посадские люди к Серпухову приписаны: староста Редка Фомин. У него детей: Софронка, Федка, Гораска; у них бердыш да рогатина. Якушка Федотов; у него бердыш, Ивашка, Мотюшка, Корпушка, Афонка; у Офонни сын Калинка; у них 2 пищали да бердыш да рогатина» (далее следуют имена шести посадских людей с их детьми) ²⁰¹. Таким образом, в 1681 г. сторожевую

службу в серпуховском остроге несло больше 16 посадских людей тарушан.

Гражданское и церковное управление

О гражданском управлении Тарусским уездом в XVI - XVII вв. известно мало. В списке наместников первой половины XVI в., составленном А. А. Зиминым ²⁰², тарусские наместники не значатся. В жалованной грамоте Ивана IV 1559 г. серпуховскому Владычному монастырю на земли Тарусского уезда упоминаются «намесницы паши торуские и их тиуны»²⁰³. Впрочем, конкретных имен тарусских наместников второй половины XVI в. мы опять-таки не знаем. В жалованной грамоте Богдана Александровича 1575 г. говорится: «хто будет в Торусе моих приказных людей» ²⁰⁴. Под 1597/98 г. в Тарусе упоминается денежный сборщик Иван Кунаков ²⁰⁵, который в 1611 г. был в Тарусе осадным головой²⁰⁶, а в 1612 г.
– губным старостой ²⁰⁷. В 1613 и 1616 гг. губным старостой в Тарусе был Воин Корсаков ²⁰⁸. В 1615 г. видим в Тарусе воеводу И. Д. Дашкова ²⁰⁹. Затем воеводами в разное время являлись Б. Унковский (1630 г.), «торушенин» О. Е. Исканский (1648 - 1651 гг.), Тимофей Жемчужников (1665 г.) ²¹⁰. Под 1672 г. Таруса упоминается в перечне городов, куда посылаются предписания воеводам «ис приказу Тайных дел»²¹¹. Отписка тарусского воеводы Богдана Унковского 1630 г. показывает, что он не располагал достаточным аппаратом для пресечения преступлений против феодального права: «…в Торусе пушкарей и стрельцов у тюрьмы нет, усмирить тех воров неким»²¹². Слабость гражданской власти в Тарусе была непосредственно связана с упадком военной роли Тарусы в XVII в. Из документа 1656 г. мы узнаем, что в Тарусе не было съезжей избы, органа постоянного административно-судебного управления уездом. Съезжая изба существовала в Серпухове, а служилые люди и духовенство Тарусского и Оболенского уездов только принимали участие в решении вопроса о штатах съезжей избы (в 1656 г. постановили быть там одному подьячему) ²¹³.

Центральным учреждением, в котором ведался Тарусский уезд в XVII в. в административно-финансовом отношении, была Владимирская четь. Уезд был разделен на станы (Городцкой, Окологородний, Мышецкий, Подлесский, Селецкий, Маковский²¹⁴ и др.).

В 60-х годах XVII в. произошли изменения в церковной подведомственности Тарусы. С 1406 г. до 1586 г. Тарусу ведали епископы, с 1587 до 1660 г.
– архиепископы («суздальские и торусские») ²¹⁵. В 1666 г. вместо Суздальской и Таруоской епархии образуется епархия Суздальская и Юрьевская. В 1668 г. Калуга, Таруса и Оболенск включаются в состав патриаршьей области²¹⁶, где была создана специальная Калужская десятина. В нее первоначально входили, помимо церквей Калужского уезда, церкви Тарусского и Оболенского уездов. С 1674 по 1684 г. тарусские церкви отошли к Боровской десятине (там же с 1680 г. числились и оболенские церкви), но в 1685 г. в рамках патриаршей области возникли самостоятельные десятины - Тарусокая и Оболенская.

Феодальное землевладение

В экономической жизни Тарусского уезда XVI - XVII вв. главную роль играло феодальное землевладение. Конкретных данных о нем за XVI в. мы имеем очень мало. Особенно это касается светского поместного землевладения. За военную службу помещики получали от правительства земельные «дачи». Тысячная книга 1550 г., отразившая проект испомещения избранной тысячи «лучших слуг», показывает, что по Тарусе в это время числились дети боярские трех статей: первой статьи (поместный оклад - 200 четей) ²¹⁷– князья Юрий и Иван Ивановы дети Шемякина-Пронского; второй статьи (поместный оклад - 150 четей) - князь Никита княж Иванов сын Шемякина; третьей статьи (поместный оклад - 100 четей) - князь Андрей Булгак Григорьев сын Барятинского, Дмитрий, Федор, Иван и Василий княж Васильевы дети Барятинского, Алексей и Лев Сысоевы дети Лодыженского ²¹⁸. В Дворовой тетради 50-х годов XVI в. из князей и детей боярских дворовых по Тарусе числилось князей Барятинских 6, князей Пере-мышльских - 2, Колтовских - 2, Кутузовых - 2, Лоды-женских - 3, Гурьевых - 2, Нарышкиных - 7, Кузьминских - 2 ²¹⁹. В списке по Дорогобужу упоминаются «Иванец да Михалец Елизарьевы дети Неелова. Писались в Тарусе 65-го. Поместье сказывали пол-300 четвертей» ²²⁰. Уже в 60-х годах XVI в. в Тарусском уезде было дворцовое землевладение, которое все или частично вошло в опричнину (1565 - 1572 гг.). В период опричнины дворцовое землевладение поглотило и некоторые владения светских феодалов. У Григория Федорова сына Хомякова «взята… было… поместья в опришнину в Торуском уезде село Кузьмищева к дворцовым селам». В начале XVII в. сын Григория Тимофей Хомяков объяснял этот акт происками «дворцовых мужиков»: «А били… челом мужики дворцовые за не дружбу, чтоб им согнать отца моево с поместья». Он же характеризовал поместье своего отца как «старинное»: «прародителей моих выслуга»²²¹. Григорий Хомяков был, вероятно, собственником средней руки (имел 500 четей земли в поместье). Он умер в 1597/98 г.²²² Его сын Тимофей получил было при Василии Шуйском (1606 - 1610 гг.) разрешение на возврат села Кузьмищева, но «по поносу недруга» сел в тюрьму, где просидел «по гетманской приход» (т. е. до прихода в Москву поляков). Будучи освобожден поляками и случайно оказавшись их сторонником, Хомяков постарался воспользоваться положением, чтобы вернуть отцовское поместье. Он пытался заручиться помощью А. И. Гонсев-ского, выслуживался перед польским правительством (судя по его рассказу, он поймал попа с «воровскою по-метью», т. е. с грамотой Лжедмитрия II, в тот период «как вору (Лжедмитрию II - Н. Г.) стали заводить втайне крест целовать») и, наконец, обратился с челобитной к царю Владиславу²²³. В 1611 г. Хомяков не только получил старое поместье своего отца, но выпросил себе также поместье умершего в 1610/11 г. Афанасия Нагова - сельцо Нахабино (Перфушково) Тарусского уезда и вотчину князя Трубецкого - село Туренино²²⁴. Интересно, что необходимость дополнений к старому поместью он мотивировал разоренностью отцовских земель. «А в 118-м (1609/10.
– Н. Г.) году на торусские места приходили войною крымские и нагайские люди и то село Кузьмищево запустошили, дворы выжгли, а хрестьян высекли, а иных с женами и с детьми в полон повывели». Еще до этого «в лихолетье запустели тяглые жеребьи и… поросли хворостом» ²²⁵.