Тарзан и сумасшедший
Шрифт:
Он занялся дичью, выпотрошил ее, затем собрал хворост и попытался зажечь огонь. Действовал он первобытным способом, но вскоре костер разгорелся.
– Прекрасно! – воскликнула она. – Я не думала, что у тебя получится. Как бы я ни была голодна, но я еще не в состоянии есть мясо сырым.
Он нанизал кусочки на заостренную палочку и подержал ее над огнем. С одной стороны мясо немного подгорело, с другой недожарилось, но оба с аппетитом поели и, напившись воды из ручья, решили отдохнуть.
Девушка легла в густую траву, заложив
– Я уже думала, что никогда не буду чувствовать себя в безопасности и такой счастливой, – сказала она, – здесь просто чудесно.
– С тобой мне везде хорошо, – с нежностью откликнулся он.
– Может, от того, что мы вместе, нам так хорошо. Подумать только, совсем недавно я боялась и ненавидела тебя!
– У тебя были на то причины.
– Даже теперь я не знаю ни твоего имени, ни откуда ты, ни кто ты.
– Ты знаешь столько же, сколько и я, – ответил он.
– А как ты думаешь, узнаем ли мы когда-нибудь это?
Он пожал плечами.
– А что от этого изменится? Мы знаем, что любим друг друга, разве этого недостаточно?
Солнце уже садилось, и где-то вдалеке послышалось рычание льва.
XXVIII. ЗОЛОТО И СМЕРТЬ
Крамп и Мински лежали там же, где и упали, не имея сил подняться. Каждый из них судорожно цеплялся за свой мешок с золотом, будто они боялись, что кто-нибудь захочет посягнуть на него. Некоторое время они неподвижно лежали под палящими лучами, а затем Мински приподнялся. Он увидел невдалеке тень от дерева и, собравшись с силами, пополз туда, волоча за собой свой мешок.
– Что это ты задумал? – спросил Крамп.
– Охочусь за тенью, – ответил Мински, – я больше не могу лежать под этим солнцем.
Крамп пополз за ним, и скоро оба очутились в тени.
– Немного передохнем, – сказал Крамп, – и снова пойдем.
– Лично я не сдвинусь с места, пока не придет этот парень и не принесет что-нибудь поесть, – ответил Мински. – Поедим, тогда и сил у нас прибавится.
Наступил вечер. Оба страдали от жажды, но теперь боялись покинуть это место в надежде, что охотник вернется именно сюда и накормит их. Незаметно подкралась ночь.
– Как ты думаешь, может, с этой обезьяной что-нибудь случилось? – спросил Крамп. – Он уже давно должен бы вернуться.
– Боюсь, он уже никогда не вернется, – ответил Мински.
– Почему?
– Ас какой стати ему возвращаться? Кто мы ему? Кроме того, у него нет никаких оснований поддерживать с нами дружеские отношения.
– Если он когда-нибудь еще попадется мне в руки, – прорычал Крамп, – я его прикончу.
– Размечтался, – ухмыльнулся Мински. – Руки у тебя коротки.
Крамп пробормотал что-то невнятное. Воцарилась тишина, прерываемая похрапыванием Мински, который заснул. Крамп приподнялся на локте и посмотрел на своего спутника.
Он проклинал себя за то, что не имел достаточно сил, чтобы унести два мешка, потому что убить спящего Мински сейчас не составляло труда. Но какой толк в этом убийстве? Ведь он не в силах тащить даже собственный мешок. Может, позже, когда к нему вернутся силы, предоставится удобный случай.
– Два миллиона, – пробормотал он, забываясь тревожным сном.
Когда наступило утро, они почувствовали себя отдохнувшими и окрепшими. На возвращение охотника уже никто не надеялся, и Крамп осыпал его градом проклятий.
Мински не произнес ни слова. Свои думы он думал про себя, а вслух сказал:
– Лучше уходить отсюда. Нужно найти воду. Без пищи мы еще протянем, но без воды вряд ли.
Поднявшись, они с трудом вскинули свою ношу на плечи и двинулись по тропе, ведущей из рудника. Поначалу, по утренней свежести, идти было нетрудно, хотя они и делали частые остановки, чтобы отдышаться. Но когда солнце поднялось выше, оба почувствовали немилосердную жажду.
– Здесь должна быть вода, здесь должна быть вода, – бормотал Крамп без остановки.
– Заткнись! – взревел Мински.
– Здесь должна быть вода… – продолжал Крамп.
Нескончаемый день тянулся медленно. Немилосердное солнце плавило мозги и вызывало галлюцинации.
Крамп попытался сглотнуть, но во рту у него так пересохло, что он не смог сделать этого.
Они напоминали высохшие мумии, движимые лишь жаждой наживы. Из потрескавшихся и запекшихся губ Крампа слышалось бормотание о том, как он раньше жил, о его подругах, жратве, выпивке, о людях, которых он убил, и прочих вещах. Вдруг он рассмеялся сухим прерывистым смехом. Мински со злобой посмотрел на него.
– Сэр Томас Крамп, – шептал Крамп, – вот кто я – сэр Томас Крамп. А ты, Мински, мой слуга. Эй, слуга, подай монокль и шляпу. Я собираюсь позвонить королю, и у меня на обед говяжья отбивная и четыре галлона воды… воды… воды…
– Идиот, – пробормотал Мински.
Некоторое время они шли молча, напрягая взгляд в поисках воды. У Мински голова шла кругом. Уже несколько раз он видел ручьи, пруды, целые озера воды, и только усилием воли убеждал себя, что это миражи.
Они теряли силы. Каждую минуту они останавливались, чтобы передохнуть, не решаясь сбросить на землю груз, так как знали, что взвалить его обратно уже не хватит сил.
Мински, более сильный, опережал Крампа футов на десять, но вдруг он споткнулся о камень и упал. Он даже не попытался подняться, так как решил немного полежать и отдохнуть. Крамп что было сил бросился к нему.
– Не пей ее всю, – прохрипел он, – оставь мне хоть немного!
Он думал, что Мински, лежавший лицом к земле, пьет воду. Каждый шаг давался Крампу с трудом, его качало из стороны в сторону, но все же он продвигался вперед.
Когда он поравнялся с Мински, то тоже упал и начал искать воду. Не найдя ее, он разразился злобными ругательствами, осыпая Мински отборной бранью.