Тарзан и запретный город
Шрифт:
– Из внутренностей этого человека пусть говорят оракулы! – крикнул он. Он замолчал, и жрецы начали петь. Эллен и Магра смотрели на это с ужасом.
– Нет! Нет! – закричала Эллен, – вы не должны этого делать. Мой отец не сделал вам ничего плохого.
– Зачем тогда вы здесь, в запретном городе Тиен-Бака? – спросил Чон.
– Я вам уже столько раз об этом говорила. Мы пришли сюда искать моего брата.
– Как ваш брат попал сюда?
– Он пришел сюда с научной экспедицией, – воскликнула девушка.
Чон
– Смерть всем, кто войдет в Тиен-Бака, – сказал Чон, – но мы знаем, зачем все сюда приходят. Сюда приходят только из-за Отца бриллиантов. Для нас – это божество, для них – просто вещь огромной ценности. Они готовы на все, чтобы завладеть им. Они готовы разрушать наши дворцы, убивать нас. Тот факт, что им никогда не удается заполучить его, не уменьшает их вины.
– Мой отец ни в чем таком не повинен. Он хотел вернуть своего сына. Ему нет дела до вашего бриллианта.
– Здесь нет никакого бриллианта, – сказал Чон. – Отец бриллиантов лежит на дне озера. Если я не прав, считая что вы пришли только для того, чтобы выкрасть его, я отпущу вас. Я справедливый бог.
– Но вы не правы, – настаивала Эллен. – Поверьте мне на слово. Если вы убьете моего отца, что хорошего принесет это вам?
– Может быть, вы говорите правду, а может быть, лжете, – ответил Чон. – Оракулы не будут лгать. Из внутренностей этого человека оракулы заговорят. Служители истинного бога, приготовьтесь к жертвоприношению!
Когда жрецы стали натирать Грегори благовониями и снова запели, Эллен протянула свои руки к Чону.
– О, пожалуйста, – взмолилась она, – если вам нужна жертва, возьмите меня, не троньте моего отца.
– Молчать! – приказал Чон, – если вы лгали, придет и ваш черед. Скоро мы узнаем.
После того, как Херкуф ушел, Тарзан и д'Арно отправились назад к Эшеру. У них не было ни плана, ни надежды. Если Эллен жива, она могла быть в Эшере. Если ее не было в живых, д'Арно не волновала его собственная судьба. Что касается Тарзана, он не очень заботился о своей жизни. Вдруг Тарзан насторожился. Он указал на пещеру впереди них.
– Одна из обезьян Унго только что вбежала в эту пещеру, – сказал он. – Давайте посмотрим. Мангани обычно не интересуется пещерами. Что-то необычное заставило их войти, посмотрим что.
– О, зачем беспокоиться, – спросил д'Арно, – ведь нам нет никакого дела до обезьян.
– Мне до всего есть дело, – ответил человек-обезьяна.
Брайен и Тааск пробирались по темному коридору и вдруг совершенно неожиданно для себя попали на зрелище жертвоприношения Грегори. При виде их Чон, истинный бог, задержал свой нож, занесенный над Грегори.
– Именем бога! – закричал он, – кто смеет мешать нам?
– Брайен! – закричала Эллен.
– Эллен! – он бросился через весь зал к своей сестре, но полдюжины жрецов
– Кто эти люди? – спросил Чон.
– Один из них – мой брат, – ответила Эллен. – О, Брайен, скажи им, что вам не нужен их бриллиант.
– Не нужно, человек, – рявкнул Чон, – только оракулы говорят правду!
– Прекрасно! Необыкновенно! – воскликнул д'Арно, когда они достигли первого грота дворца Чона.
– Да, – согласился человек-обезьяна, – но где же Мангани? Мы ведь видели, как они вошли сюда. Я чувствую их запах. Они только что были в этой пещере. Но почему?
– Неужели у тебя нет души? – воскликнул д'Арно.
– Я не знаю об этом, – улыбнулся Тарзан, – но у меня есть мозг. Пойдем, найдем этих обезьян. Я чувствую и запах людей тоже. Но запах обезьян так силен, что он почти заглушает тот, другой.
– Я ничего не чувствую, – сказал д'Арно, следуя за Тарзаном.
Чон был вне себя от ярости.
– Хватит, больше не будет никаких помех! – закричал он. – Нужно задать оракулам много вопросов. Пусть будет тишина. Если оракулы заговорят, чтобы их услышать, нужна полная тишина. – Три раза он поднимал и опускал нож над распростертым телом. – Заговорите, оракулы. Пусть станет известной истина.
Когда он в последний раз занес свой нож над жертвой, огромные обезьяны с Унго во главе ворвались в зал. И снова жертвоприношение было прервано. Чон и его жрецы, очевидно, впервые увидели этих животных.
Вид стольких Тармангани и странные одеяния жрецов удивили и разозлили обезьян. Поэтому они сразу бросились в атаку, забыв приказ Тарзана.
Удивленные жрецы, которые держали Грегори, отпустили его, и он вскочил с алтаря и прислонился к стене в состоянии, граничащем с шоковым. Чон посылал проклятия и распоряжения, а остальные пытались сражаться с разъяренными обезьянами.
Зу-то и Га-ун увидели двух девушек, и Зу-то вспомнил, что Унго когда-то убежал с самкой Тармангани, поэтому, побуждаемый желанием подражать, он схватил Магру, а Га-ун, следуя за ним, – Эллен. И оба они скрылись со своей добычей. В растерянности они бежали по коридору, не зная, как найти выход, и попали в коридор, который вел куда-то наверх.
Прежде чем кто-нибудь был серьезно ранен, в пещере раздался властный голос:
– Дан-до, Мангани! – приказал он. Этот голос приказывал на языке, неизвестном никому из людей, и большие обезьяны тотчас же заюлили перед Тарзаном, который стоял у входа в зал. Даже Чон прекратил свои проклятия.
Тарзан окинул взглядом дворец.
– Мы все здесь, кроме Магры, Эллен и Лавака, – сказал он. – Лавак мертв.
– Девушки были здесь минуту назад, – сказал Грегори, поспешно надевая свою одежду.