Тарзан и золотой лев

Берроуз Эдгар Райс

– Приготовьте мне хижину, – сказала она вождю, – я очень устала и хочу отдохнуть.

Негры не двигались с места, перешептываясь между собой. Судя по всему, среди них возникли разногласия, и по обрывкам фраз Лэ поняла, что некоторые склонны исполнить приказ Тарзана, а другие возражают и хотят избавиться от нее до того, как болгани обнаружат ее присутствие, и тем самым спасти жителей деревни от расправы.

– Лучше бы, – услышала она мнение одного воина, – сразу передать ее болгани и рассказать, как ее муж убил посланника Нумы-императора. Скажем, что пытались поймать тармангани,

но ему удалось бежать, а мы сумели схватить только его жену. Может, Нума-император подобреет и не возьмет много наших женщин и детей.

– Но тармангани велик и могуч, – возразил другой. – Он сильнее болгани и может стать опасным врагом. А вдруг болгани нам не поверят? Что тогда?

Тогда нам придется опасаться и их, и Тарзана.

– Ты прав! – крикнула Лэ. – Тармангани велик и могуч. Вам лучше иметь его другом, чем врагом. Он легко справляется даже с Нумой-львом. Вы же видели, как он поднял тело огромного болгани, словно пушинку. Вы же видели, как свободно он шел по тропе с этой ношей на плече. Если вы мудрые гомангани, вы поймете, что лучше иметь его другом.

Чернокожие молча слушали Лэ, и их тупые лица ничего не выражали.

Несколько минут они стояли друг против друга – дикие туземцы и изящная белая женщина. Вдруг Лэ выпрямилась и повелительным тоном приказала:

– Идите и приготовьте мне мое жилище! Теперь это была верховная жрица Пламенеющего бога, королева Опара, обращающаяся к рабам. Ее царственная манера, горделивая осанка и повелительный тон произвели на туземцев ошеломляющее воздействие. Лэ поняла, что Тарзан был прав, когда говорил, что на них можно влиять только устрашением. Они мгновенно съежились, словно побитые собаки, и бросились к ближайшей хижине, чтобы приготовить ее для Лэ.

Когда все было сделано, Лэ взобралась по веревке через круглое отверстие внутрь хижины, где обнаружила достаточно большую и хорошо проветренную комнату. Пол был выстлан ковром из травы и цветов. В углу лежали фрукты, орехи и бананы. Она подтянула за собой веревку и бросилась на мягкую постель. Скоро покачивание подвешенной хижины, мягкий шелест листьев, голоса птиц убаюкали ее, и, сломленная физической усталостью, она погрузилась в глубокий сон.

X. ВЕРОЛОМСТВО

На северо-западе долины Опара над лагерем путешественников клубился дым от костров. Вокруг костров ужинали несколько сот чернокожих и шестеро белых.

Негры сидели на корточках и угрюмо переговаривались; белые, хмурые и настороженные, держали оружие наготове. Молодая женщина, единственная в группе европейцев, обратилась к своим спутникам.

– Благодаря скаредности Адольфа и бахвальству Эстебана, мы оказались в этом положении.

Толстый Блюбер пожал плечами, испанец нахмурился.

– А в чем я виноват? – спросил немец.

– Ты поскупился нанять побольше носильщиков. Я в самом начале говорила тебе, что в экспедиции их должно быть не менее двухсот, но ты решил сэкономить, и какой результат? Пятьдесят человек тащат по восемьдесят фунтов золота, а другие перегружены лагерным снаряжением, кроме того, нам явно не хватает аскари для надежной охраны. Мы вынуждены подгонять

их, как скотину, и следить, чтобы они не побросали свой груз. Все предельно утомлены и озлоблены. Из-за малейшего пустяка они могут взбунтоваться и перебить нас на месте. Да к тому же их плохо кормят. Если бы мы смогли их хотя бы накормить, возможно, они и повеселели бы. Я достаточно знаю туземцев: когда они голодны, они грустны и озлоблены, даже если ничего не делают. Если бы Эстебан не переоценил свою охотничью удаль, мы запаслись бы провизией в достаточном количестве, а теперь, когда мы только начали наш долгий путь, мы уже съели почти половину запасов.

– Если нет дичи, как я могу ее добыть, – проворчал испанец.

– Дичь есть, – возразил Краски, – мы же каждый день видим следы.

Испанец угрюмо посмотрел на русского.

– Если дичь есть – иди и добудь ее.

– Я никогда не претендовал на звание охотника, – ответил Краски, – хотя, конечно, можно было взять игрушечное ружье и промышлять, как ты.

– Сейчас же прекратите! – воскликнула девушка, вставая между ними.

– Пусть передерутся, – равнодушно заметил Пеблз. – Если один из них прикончит другого, одним претендентом на добычу будет меньше. Мы-то останемся…

– Зачем надо драться? – заволновался Блюбер. – Всем хватит, больше сорока трех тысяч фунтов на каждого. Когда вы на меня сердитесь, вы называете меня грязным вонючим евреем, но, майн готт, вы, христиане, еще хуже. Вы готовы убить своего товарища, чтобы заполучить его деньги. Ой, ой, слава богу, что я не христианин.

– Заткнись, – рявкнул Торн, – или у нас станет еще на сорок три тысячи больше для дележки!

Блюбер испуганно взглянул на массивного англичанина.

– Что ты, что ты, Дик, – замахал он встревожено руками. – Ты же не можешь обидеться на маленькую шутку своего старого друга?

– Меня тошнит от всей этой болтовни, – сердито сказал Торн. – Я не выставляюсь умником, я всего лишь боксер, но и у меня хватает мозгов понять, что единственным разумным человеком здесь является Флора. Джон, Блюбер, Краски и я оказались тут потому, что сумели достать деньги для реализации ее плана, этот, – и он ткнул пальцем в сторону Эстебана, – потому, что обладает подходящей внешностью. Но чтобы сделать то, что сделали мы, особого ума не потребовалось. Флора – мозг всей экспедиции, и чем скорее каждый это поймет и будет слушаться только ее приказов, тем лучше для всех нас. Она была в Африке с этим лордом Грейстоком. Ты была горничной его жены, не так ли, Флора? – обратился он к ней. – Наконец, она знает кое-что об этой стране, туземцах и животных, а мы ведь ничего не знаем.

– Торн прав, – согласился Краски. – Мы потеряли много времени зря. У нас не было руководителя, и с этой минуты нужно считать ее нашим начальником. Если кто и сможет помочь нам в сложившемся положении, то только она. Судя по тому, как эти ребята себя ведут, – и он кивнул в сторону негров, – может случиться так, что мы будем рады унести отсюда ноги, бросив наше золото.

– Ой, ой! Уж не собираешься ли ты оставить золото? – взвизгнул Блюбер.

– Хотя я согласен, что если она так решит, мы все сделаем…