ТАСС уполномочен заявить
Шрифт:
Глэбб, не глядя более на Лоренса, набрал номер Пилар.
— Гвапенья, прости, что звоню так рано. Когда ты рассталась с нашим приятелем?
— Он довез меня до дома, Джон, мы поболтали пять минут в машине… Он отказался подняться — просил найти для него время сегодня. В восемь.
— Когда он ушел, меня интересует?
— Часа в три, а может быть, в…
Глэбб не дослушал Пилар, дал отбой, снова перезвонил генералу Стау.
— Джон, — сказал Стау, — в посольство приходил человек, похожий по приметам на Славина.
— Когда он ушел? — перебил Глэбб.
— Ты
— Немедленно выясни. И опроси полицейских из охраны русского посольства — приметы человека, который терся у ограды… Больше всего меня интересует один вопрос: все ли пальцы у него на руке?
Лоренс поставил кофейник на электрическую плитку, вмонтированную в бар, потер толстой пятерней лицо и спросил:
— Что делать?
— Октавио уехал к Огано, Перейра перебрасывает оружие в Нагонию, никого другого из моей группы террора сейчас под рукой нет, босс.
— Почему вы считаете, что надо включать группу террора?
— А что же, по-вашему, говорить с этим самым Белью о преимуществе нашего общества над тоталитаризмом? Где Славин — вот в чем дело!
— Погодите, Джон. Я не понимаю, отчего вы порете горячку, а я вам поддаюсь. Ну что может сказать этот самый Белью?
— Он ничего не может сказать, босс, но он сможет ткнуть пальцем в фотокарточку «Умного», вот что он может. И тогда меня, нас с вами погонят к черту, и правильно сделают — не уберегли самого ценного агента! Того, который выходит на директора!
Зазвонил телефон, и Глэбб заметил, как Лоренс зябко вздрогнул.
— Слушаю тебя, — ответил Глэбб. Он был уверен, что звонит Стау, и он не ошибся.
— Славин вышел из посольства только что, Джон.
— Ты не смотришь за ним?
— Ты же не дал нам никаких указаний, сказал, чтобы я ждал сегодняшнего дня, мне показалось, что он благополучен.
— Спасибо, Стау, ты меня очень выручил. Можешь дать адрес некоего Айвена Белью? Я полагаю, что Славин сейчас пошел к нему.
— Год рождения, место рождения?
— Он приехал сюда с севера, лет десять назад. Сейчас работает в «Хилтоне». Он их человек, понимаешь? Славин пошел к нему, и нам надо установить это.
— Послать наших по адресу? Если, конечно, установим?
— Только после моего сигнала. Понятно? Сейчас — ни в коем случае, ты спугнешь дело. Только после сигнала, Стау, после сигнала. Я не вешаю трубки, Стау, мне очень нужен адрес…
— Какое дело вы имеете в виду, Джон? — спросил Лоренс.
— Интересное дело, босс. Мне хочется сделать так, чтобы Славина можно было арестовать как русского шпиона и террориста. Это даст нам много выгод. Трудно даже представить себе, как много это нам даст, особенно перед началом «Факела».
В восемь часов утра Глэбб встретил Славина в подвале. Тот сидел около запертой двери мастерской и вертел в руках ракетку.
— Вит! — прокричал Глэбб. — Доброе утро! Рад вас видеть, зачем вы здесь?
— Натянуть струны, — ответил Славин. — Доброе утро, Джон. Вы, кстати, играете?
— Теннис — игра аристократов, Вит, я из рабочих, мой отец был грузчиком. Я играю в бокс. Люблю драку, особенно с хорошим противником.
— Я — тоже. Можем взять перчатки, если они тут есть, и поработать на ринге. Только я думаю, перчаток нет; даже струны натянуть некому, порекомендовали найти какого-то умельца — здесь в подвале; он, говорят, может все.
— Кто это?
— Черт его знает.
— Где он?
— А бог его знает… Как я заметил, время здесь не ценят, ваши уроки не идут впрок.
— Думаете, мы умеем ценить время, Вит? Это — пропаганда. Мы чуть-чуть выше здешних тропи, а так… Ладно, когда почините ракетку, поднимайтесь наверх, выпьем кофе перед тем, как пойдете искать партнера.
— Партнера привезет Зотов.
— Кто?
— Один наш инженер.
— Я знаю многих ваших инженеров. Как вы говорите?
— Андрей Зотов.
— Нет, — покачал головой Глэбб. — Зотова не знаю. Хотя, быть может, мне он представился под другой фамилией?
Поиск-I
(Трухин, Гречаев)
Гречаев, отправленный на беседу к продавцу «минеральных вод» Цизину, куда, по данным наблюдения, каждый день, в одно и то же время, тщательно проверяясь, ходил Парамонов, несколько растерялся.
— Да, да, да, — повторил маленький потный Цизин напористо, — и не делайте невинных глаз, словно вы из «Котлонадзора» или «Вторсырья», — работника торговли научили, буквально, бдительности! Давайте в открытую: поступили сигналы? От кого? Приходько написал очередную телегу, что я переплавляю пустые бутылки в мельхиор? Или просигнализировал Дрынов? Этот должен написать, что я реализую пробки из-под «Боржоми» налево, вступив в сговор с Шарудиновым… Хотите посмотреть накладные? Обычную воду вместо «Ессентуков» я уже не продаю — повысился культурный уровень, все думают о циррозе…
— Вы напрасно меня так встречаете, — ответил Гречаев, заранее проигравший все возможные варианты своего поведения. — Я не из ОБХСС.
— А откуда? Из гинекологической клиники? Или с «Мосфильма»?
— Точно. Из второго творческого объединения, — ответил Гречаев. Он решил использовать давнее знакомство с ассистентом режиссера Хариным, школьным еще приятелем, отчисленным из Баумановского за беспробудное пьянство и тягу к публичным скандалам. (Так сформулировали на комсомольском собрании — все-таки «тяга к скандалам», а не скандал, — не хотели портить жизнь парню, смягчили.)
Настала пора удивиться Цизину — как всякий работник торговли, он испытывал особый интерес к деятелям культуры.
— Действительно? И есть подтверждающий документ?
— Вот если бы я был из ОБХСС, документ был бы… А мне зачем? Я ассистент режиссера Бобровского — слыхали?
— Толя? — Цизин пожал плечами. — Что значит — слыхал? Он у меня, буквально, каждую неделю покупает «Славяновскую». Да, я ее прячу от валового покупателя, пусть меня за это бранят, но кишечный тракт художника мне дороже похмельных страданий пьющего элемента.