ТАСС уполномочен заявить
Шрифт:
Федоров открыл красную папку, откашлялся и медленно, чуть не по слогам, зачитал:
«Сегодня в пять часов утра при переходе к берегам Луисбурга взорвалось транспортное судно „Глеб Успенский“, приписанное к порту Одесса, с грузом для Нагонии. Судно вышло из Мурманска, имея на борту сельскохозяйственную технику, грузовики и лекарства. Погибло три члена экипажа».
Федоров медленно оглядел чекистов, снова начал сжимать пальцы, словно грея их:
— Мне сдается, что эта акция — самодеятельность ЦРУ. Правительство
Федоров помолчал и очень тихо, сдерживаясь, заключил:
— Мне сдается также, что после сообщения о гибели корабля Феликс Эдмундович подал бы в отставку! Ясно?! Ибо мы в этом виноваты. Мы! Славин мудрит в Луисбурге, вы тут планы чертите, а шпион губит людей, технику! Не можете найти — так и скажите, поставим других!
— Славин достойно выполняет свой долг. Я же готов подать в отставку немедленно, — тихо сказал Константинов.
Федоров убрал со стола руки:
— Что касается отставки: сначала сделайте то, что вам надлежит сделать, генерал. Это все. Вы свободны.
Славин
На коктейле в советском посольстве Глэбб отвел Зотова в сторону, передал ему маленькую книгу в растрепанном переплете, пояснив:
— Это было, оказывается, чертовски трудно найти. Пришлось запрашивать Вашингтон, помогло русское издательство Камкина.
— Спасибо. На сколько времени даете?
— Навсегда.
— Полно вам. Неделя — годится?
— Вполне. Хотите переснять на ксероксе?
— У нас поганый ксерокс, я, видимо, сделаю фотокопию.
Книголюб — Зотов не удержался, глянул год издания книги об африканском фольклоре: 1897.
— Спасибо, Джон, — повторил он, — я вам обязан, право.
— Это я вам обязан, Эндрю.
— Мне? Чем?
— Дружбой.
— Дружба исключает понятие «обязан», Джон, так мы, во всяком случае, полагаем, мы, русские. «Обязан» — приложимо к бизнесу.
— Кстати, о бизнесе. Вы бы не могли помочь мне?
— В чем?
— Я бы хотел увидеть вашего торгового представителя.
— Я это устрою. Тема?
— Нагония.
— Какое вы имеете отношение к Нагонии?
— Такое же, как и вы, — я думаю о будущем этой страны. Мое правительство выражает озабоченность по поводу поставок вашей техники. А знаю я об этом потому, что моя фирма работает, в частности, над тем, как выводить вашу технику из строя.
— Вы напрасно затеваете все это, Джон. Неужели хотите получить второй Вьетнам?
— Мы — нет. Вы хотите этого, Эндрю. Не думайте, что я поддерживаю мое правительство — там не очень-то много умных голов, но кое-кто имеет извилины: мы не полезем в Нагонию, а вот вы там завязнете. Вы же заключили договор с Грисо, вы обязались помогать ему, значит, в случае чего вы окажете военную помощь?
— Я бы оказал.
— «Я бы». Вы — не правительство. Ваши люди поддержали бы это?
— Бесспорно.
— Что ж, это ответ мужчины… Когда вы переговорите со своим шефом?
— Звоните завтра, часа в три, о'кэй?
— Договорились. Передавайте мой привет вашей очаровательной жене, Эндрю.
— Спасибо.
— Когда вы ее ждете обратно?
— Как только она закончит свои дела в Москве.
Они обменялись рукопожатием и разошлись: как всякий коктейль, этот, устроенный в честь прибытия в Луисбург советского оркестра, был формой дипломатической работы: оговаривались встречи, трогались проблемы, представляющие интерес, не всегда, впрочем, взаимный, проходил обмен точно выверенной и столь же точно дозированной информацией.
От Зотова, обменявшись несколькими любезными фразами с советником по культуре, засвидетельствовав свой восторг дирижеру оркестра, Глэбб подошел к Славину, обнял его дружески, пошутил:
— Когда гора не идет к Магомету, тогда Будда собирает конференцию неприсоединившихся! Здравствуйте, дорогой Вит, где вы пропадаете?!
— Это вы пропадаете, а я пытаюсь работать.
— Ах, эта дьявольская работа!
— Уж не такая она дьявольская.
— Я имею в виду нагрузки, а не цели, Вит.
— И я то же самое, только нагрузки вовсе не дьявольские. Другое дело, нагрузки, которые приходится испытывать моему «фиатику» — пока-то оторвешься от любопытных глаз. Здесь очень любопытные люди, нет?
— Следят неотрывно? — вздохнул Глэбб. — Ничего не поделаешь, привыкайте. Они следят за мной даже в туалете. Пилар нас ждет сегодня на спагетти. Любите спагетти?
— Люблю, если много. Одна умная французская актриса точно определила разницу между московским столом и западным: «У вас, говорит, в Москве витрины — просто срам, ничего интересного нет, а придешь к любому в гости — и балык тебе, и ветчина, и икра, а у нас витрины ломятся, а зайдешь в гости — печенье предложат и чашку чая». Ничего, а?
Глэбб рассмеялся:
— Ничего. Зло, но справедливо. Спагетти будет не только с сыром, я скажу Пилар, чтобы она разорилась и на мясо… Сами приедете или мне украсть вас из-под опеки здешних пинкертонов?
— Украдите. Это будет очень любезно с вашей стороны.
— Хорошо, сначала я заберу вашего человека, а потом поднимусь к вам.
— Мой человек осталась в Москве, Джон.
— Я говорил о Поле.
— Ах, он уже мой человек? Поздравьте меня — иметь Пола Дика своим человеком весьма почетно.
— Он измучил меня разговорами о несчастном русском…
— Каком русском?
— О том, который чинил вам ракетку.
— Ах, Белью. Он действительно русский?
— Да. И звали его точно так, как Пол зовет вас, — Иван, Айвен.
— Сообщения о его гибели уже появились в газетах?
— Пока, видимо, не появятся. Мои друзья из здешнего ФБР полагают, что еще рано печатать сообщение, мало данных, они убеждены, что дело слишком интересно, чтобы сразу комментировать.
— Если узнаете что-нибудь новое — скажете?