Тать на ваши головы
Шрифт:
— И часто эти выродки тут промышляют? — спросила, раздумывая над тем, чем мне кончик стрелы обломать, чтобы древко вытащить.
А ведь мы с бабулей по лесам, считай, каждый день ходили... И я почувствовала себя дичью.
— Только когда разведку перед боем проводят, — нехорошо так усмехнулся раненый, и я замерла.
Разведку? Перед боем?
Твою же...
— Я правильно понимаю, они собираются напасть на Город? И нападать будут не только те, кто умеет стрелять из луков?
Мужчина глянул потрясенно.
— Что вы здесь делаете, госпожа? — Выразительный
Ух ты. Меня за благородную приняли. Вот что значит высшее образование! Я прям загордилась. Ну и стандартно — если у женщины проблемы, они обязательно или от упрямства, или от любви. Иного не дано.
— И вам по-любому под защиту стен надо. Если твари сюда доберутся, никого в живых не оставят.
Я содрогнулась, представив себе пиршество победителей в побежденном городе. А у нас даже подвала нет, где можно спрятаться!
— Через сколько они будут здесь? — уточнила, мысленно планируя земляные работы по выкапыванию схрона. Ну а что? Территория позволяет.
Мужчина пожал плечами, поморщился от прострелившей боли, с опаской покосился на нож в моих руках.
— Это... — сглотнул, — обломать же можно.
Кому можно, а кому нет. У меня пальцы на обламывание стрел не заточены. Они вообще больше к офисному труду привычны.
Выразительно изогнула бровь.
Мужик вздохнул, смирился с неизбежным — моими нежными ручками на стреле и проговорил:
— Дня через три-четыре будут.
Это же... даже если копать сутками, мы не успеем. И почему все так быстро и так не вовремя?!
— Тыгдлар, — позвала бабулю, — можешь помочь?
Та подошла, оглядела обнаженный по пояс торс, стрелу. Втянула носом воздух, точно пытаясь по запаху определить производителя.
— Шарх? — спросила у раненого.
Ух ты! Определила.
Тот кивнул.
Бабуля поморщилась, глянула — точно в грязь втоптала. Мужика аж согнуло, бедного. Протянула руки — хрясь, вжик, и на пол толчками полилась из раны кровь. Я торопливо наложила полотенце, потом прижала ладони, останавливая кровь.
— Вы, госпожа, сильно не старайтесь, на мне все как на звере заживает.
Бабуля аж побелела, услышав обращение ко мне, но спрашивать ничего не стала.
Я побыстрее выпроводила раненого из дома — кровь остановила, рану очистила, туго забинтовала плечо, и хватит с него.
— Правда, что ль, из благородных? — спросила Тыгдлар тяжело, когда я убирала окровавленные тряпки со стола.
Вздохнула — началось. Нам только по классовому признаку разругаться не хватало. Вряд ли здешние обитатели питают нежные чувства к тем, кто за стенами Города в особняках прячется. Что там у нас? «Вставай, проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов!» Чур меня, чур! Только не революция. Я лучше за еду работать буду. Впрочем, и так работаю.
— Ты давно уже все поняла, — понизила голос — детвора, набегавшись, крепко спала, — нездешняя я. Из другого мира. Так что мое происхождение здесь не имеет никакого значения.
Бабуля хмыкнула, не впечатлившись объяснением. Отобрала грязные тряпки.
— Ты это всегда ты, — проворчала
Вот как. То есть магия у них по родовому признаку распределяется?
Спросила.
Оказалось, не совсем. Одаренные появлялись и у простых, но редкий дар — привилегия аристократов. Спасибо селекции, ибо женились и выходили замуж лишь за тех, кто с даром.
Выяснила и чем белый целитель отличается от простого. Простой мертвое не оживит, а я в лавайху жизненную силу вдохнула. Так что теоретически — совершенно теоретически — могу и мертвого поднять. Если он свеженький. Тьфу. Надеюсь, до этого не дойдет.
Это тонкое отличие известно не всем — Тыгдлар, например, муж рассказывал, простые же граждане уверены, что белый целитель лечит по велению богов и потому денег не берет.
Так что я своим альтруизмом себе легенду и подписала.
— Слухи нехорошие в Городе ходят, — уведомила меня бабуля, когда с уборкой было закончено, — войска завтра уходят. Говорят, на бой. Если проиграют... — И выразительный взгляд подтвердил мои худшие опасения. Бабулю не спасет даже то, что она из бывших, ибо жила при захватчиках, значит, поддерживала их. Про нас с детворой и говорить нечего. Схрон нам бы точно не помешал...
— За стены не пустят? — уточнила без особой надежды.
Бабуля пожала плечами:
— Никогда не пускали.
Понятно. Сытый голодному не товарищ. Будем отбиваться своими силами.
А ночью меня разбудили. Пощекотали в носу, дернули за пятку. Мне как раз снилось, что я ползу по полю в ночной рубашке, которая неудобно цепляется траву, а над головой с нервирующим свистом проносятся эльфийские стрелы. Не спрашивайте, откуда эльфийские, но здоровые такие... три фута длиной и попадают в мелкую французскую монету.
Вот в такой напряженный момент какая-то сволочь и дернула меня за пятку. Как я не заорала, сама не понимаю.
Села на тюфяке, успокаивая зашедшееся сердце, ощупала взглядом освещенную лунным светом комнату. Никого... Прям обидно стало. А я уже приготовилась дать будильщику в глаз.
«Вставай!»
О! Давно не слышались в моей голове. Не скажу, что сильно скучала.
Нахлынула стопроцентная уверенность, что началось... То самое. И закинут меня туда, где камушки украденные пригодятся. А вот моя жизнь нет...
Тыгдлар беспокойно перевернулась на другой бок, всхрапнула.
«Поторопить?» — обманчиво ласково предложила веревка, и у меня внутри возникла абсолютная уверенность, что если откажусь... С кого они начнут? С бабули или с детей?
Вздрогнула, стряхнула ощущение накатившего липкого страха. Достала свой кошель с золотом. Не дыша, ступила босыми ногами на ледяной пол — печка успела остыть и в комнате копился ночной холод, но все равно было теплее, чем ночами под мостом.
Положила монеты на стол. Все до одной. Если вернусь, бабуля примет. А если нет... не пропадать же добру. Тут им лет на десять хватит. За это время дети подрастут, работать пойдут. Бабуля у нас умница, в хорошие руки пристроит, еще и внуков понянчить успеет.