Тать на ваши головы
Шрифт:
— Ты, наверное, и лагерь плохо знаешь, — разливался соловьем солдат, уверенно шагая куда-то. Я семенила следом, один его шаг — два моих. Потом обругала себя полной дурой и двинулась так, словно у меня на одном плече шпала, на втором бревно, в уголке рта папироса... Не хватало только музыкального сопровождения: «Распрягайте, хлопцы, коней». И мы бы зажгли...
— Держись меня, не пропадешь.
Парень явно возомнил себя главным. Ну еще бы... Перед ним хлюпик в форме с чужого плеча. Как тут не взять под крыло?
А у местных явно
— Говорят, сам выступать будет!
В голосе парня прозвучало столько благоговения, точно он Анну Семенович ожидал увидеть. Мне аж неловко стало. Такая любовь, а тут я... Несведущая.
По мере нашего продвижения к центру лагеря людей становилось все больше, толкучка нарастала, разговоры тоже. Народ держался вольготно. Никакого строевого шага или приветствия старших по званию. А вот похлопывание по плечу, оклики, радостный смех я встречала почти на каждом шагу. Им бы сюда вина, закусок, и вышел бы знатный пикник.
На большой поляне мы построились. Моего знакомого от меня оттерли, я встала между двух верзил, чьи внушительные щеки свисали складками аж до шей. Зато я догадалась, зачем веревка мне щетину вырастила — чтобы не было понятно с первого взгляда, к какому виду я принадлежу. Гм, спасибо. Быть обладателем висящих щек мне точно не хотелось.
— Братья! — разнеслось над поляной, и гул стих точно по мановению волшебной палочки.
Народ замер, ловя каждое слово, словно оно было откровением.
— Нам выпала великая честь защитить свои семьи!
В прошлой жизни я ни разу не была на митингах, но слышала о них от бабушки. Зато по работе часто бывала на собраниях на заводе, и вот там пафоса было меньше, а конкретики больше.
— Вы знаете мою любовь к миру, любовь к людям, ко всем живым существам.
Толпа, заводясь, ответила восторженным:
— Да-а-а!
— Мне жаль каждого заблудшего, — распалялся невидимый мне оратор, — и я готов выполнить свое предназначение — вернуть его на тропу истины. Но те, кто пришел на наши земли, — пришли убивать. Мы противостоим не просто врагу, нам угрожают чудовища, у которых нет ни сердца, ни души. Не уничтожив их, мы не принесем мир на наши земли.
И почему мир никогда не получается принести мирным путем? Заговоренный он, что ли?
Веревка исправно переводила, боясь, что я не успею среагировать и выбьюсь из коллектива.
— Вы знаете, что я не спал ночей, принимая это горькое решение — сердце до сих пор обливается кровью, но если я вижу, что против нас поднимают меч, я вытащу свой. Отныне я такой же солдат, как и вы. Я надел форму, которая дорога и священна для каждого из вас. Я останусь в ней, пока не мы не одержим победу, ибо поражение я не переживу. Я разделю сегодня судьбу каждого из своих детей
Есть такое понятие — массовое сознание. Оно напоминает болото, то есть попал — засосало. Тебя словно маринуют в рассоле из пронизывающих толпу идей, лозунгов и настроений. И не важно, что ты не понимаешь, зачем тебе «хлеб и розы», или твои предки никогда не имели рабов. Тут главное не понимать, а поддерживать. В толпе ты перестаешь думать. Все подчиняется инстинкту стать частью общего. Без анализа зачем, почему, к чему приведет. Рот сам открывается выплюнуть лозунг, проорать что-то непонятное, рука тянется поднять камень и запульнуть в машину. Разрушение у нас в крови, а толпа лишь пробуждает запрятанные инстинкты. Цивилизация? Смешно. Достаточно запаха крови, чтобы мы забыли о том, что мы люди.
— Помните, у нас один путь — это победа. Один отец. Одна судьба. Одна семья и один Создатель. Мы братья!
От взорвавшего толпу вопля «Братья!» я оглохла.
Силен мужик! У меня внутри что-то восторженно отозвалось на все это братское, победное и судьбоносное. Все же секты, даже политические, опасная вещь. Мозги клинит почище наркоты.
— Братья! — скандировала толпа, расплескивая вокруг адреналин. — Отец!
На каждый возглас все дружно подпрыгивали, хлопая в ладоши над головой.
— Создатель!
Хлопок.
— Победа!
Хлопок.
«Выше, — шипела веревка, — недотягиваешь. Опаздываешь. В ритм не попадаешь. Громче хлопай!»
Куда мне до зеленых товарищей, которые с детства этим занимались и сейчас по азарту напоминали толпу прыгающих за комаром оголодавших лягушек. Еще и щеки синхронно подпрыгивали. Завораживающее зрелище, на которое мне нельзя отвлекаться.
Раз. Два. Хлопок.
И я часть лягушачьего собрания. Еще и ору так, что горло уже саднит:
— Победа!
Хочу к синим. Они точно не занимаются мотивационными прыжками перед дракой. Эти же еще и синхронно прыгают, заразы... Явно результат долгих тренировок.
Сколько нам еще скакать в экстазе? Я же выдохнусь раньше, чем исполню свое предназначенное... Тьфу, привязалось.
— Дети, моя любовь и вера в победу с вами!
Толпа остановилась так внезапно, что я не успела среагировать, но взметнувшиеся было руки удержали стражи.
Ненавижу секты.
Зазвучали отрывистые команды. Народ потянулся строиться к своим.
«Все, двигаем», — поторопила меня веревка, и я потащилась выбираться из толпы.
— Дарье, расслабься, все будет нормально. Все уже идет нормально. Мы заставили их выбрать нужную дорогу. На холмах ждут лучники белых. Кавалерия ударит в подходящий момент, чтобы смять строй. Зеленые в этот раз не смогут отсидеться по тылам. Ты разместил их так, что, если побегут, наши встретят врага в образовавшейся бреши. Можно сказать, зеленые у нас выполняют роль щекастой приманки. — И принц хохотнул, радуясь собственной шутке.