Тать на ваши головы

Боброва Екатерина Александровна

Проклятие, если оно обезличено, можно разделить, прикоснувшись в первые секунды к кому-то живому.

— Не пускать, — бросил он напрягшейся охране, превозмогая скручивающую тело боль.

Его послушались, вставая суровой стеной между ним и его высочеством. Далмар ответил сочным матом.

— Дарье, не дури, ты знаешь, я могу его замедлить!

А ведь и правда может, но какой ценой?!

— Не смей! — прохрипел князь, боясь даже думать о том, что случится, если принц пострадает. На нем же все королевство

синих держится, и трон до сих пор не под ним лишь потому, что дурак отказывается жениться. Его величество грозился на днях изменить закон и короновать наследника без всякой женитьбы, но тут удачно случилась очередная война.

— Идиот! — Далмар разразился очередной бранью, в которой уже слышалось отчаяние.

Дарье согласился — идиот, и потому сейчас расплачивается за свои ошибки. Как ни странно, но на пороге смерти он жалел лишь об одном — что не успел найти сероглазую незнакомку и сказать спасибо.

Валиться на изгаженную останками мертвецов землю было настолько противно, что Дарье продолжал стоять на одном колене. Почти теряя сознание от боли, он цеплялся за эту брезгливость, как за последний шанс.

Запястье внезапно охватил спасительный холод, заставивший боль замереть в недоумении.

— Только посмей умереть, придурок! — В голосе Далмара слышались едва сдерживаемые слезы. — Учти, я на тебя трачу семейную реликвию. Единственную, между прочим. Я помню, как ты отца закрыл, принимая на себя второй удар. И сейчас именно я должен был взять тот меч! Я, а не ты! Так что не смей умирать за меня, не позволю, слышишь?

— Ваше высочество! — испуганный возглас охраны.

«Ни к хляби негодная охрана», — подумал Дарье и пообещал себе заменить всех, если очнется.

— Это лишь порез, что вопишь, как девица в первую ночь? — устало отмахнулся от переживаний охранников принц. — Старая вещь, такая лишь на крови работает, причем на моей.

«Прибью, — уверился в собственных планах Дарье. — Приду в себя и сразу прибью поганца за то, что на меня семейную реликвию тратит. Наверняка ведь одноразовая вещь».

Холод полз выше, дошел до локтя и замер там, но боль начала утихать по всему телу.

— Чувствуешь что-нибудь? — озабоченно поинтересовался Далмар.

Дарье поднял голову. Посмотрел на пережимающего окровавленную ладонь принца, на свое заляпанное кровью запястье, которое обмотала серебряная цепочка с камнем посередине, сжал и разжал пальцы, ощущая руку как нечто чужое, скривился:

— Пороли тебя мало.

Далмар облегченно выдохнул, заулыбался:

— Раз ты вспомнил о порке, значит, жить будешь.

Дарье помогли встать. Он покрутил скованным запястьем, нахмурился.

— Зачем? — спросил у друга. — Это лишь отсрочка смерти. Такое проклятие никому не снять.

— Почему не снять? — ухмыльнулся Далмар, подмигнул. — Сам говорил, у

нас тут маг жизни бегает. Найдем ее и снимем.

Меня накрыла уверенность — хана. Сейчас допросят, а потом прикопают под деревцем. Черт! Я ведь почти поверила, что выживу и утром буду завтракать дома.

Глаза предупреждающе защипало. Только разрыдаться мне, пуская слюни, не хватает. Это тетеньке простительно, а дяденьке плакать никак нельзя, дяденьку после истерики никто уважать не будет. А впрочем... Не все ли равно?

Но я решила попытаться надавить на жалость.

— Не помню, — повторила окрепшим — жить-то хочется — голосом, — как головой приложился, все в тумане.

Парни отреагировали паскудными смешками — никакого сострадания. Понятно, убогость не прокатит. Думается, сейчас вообще ничего не прокатит, даже правда. Если признаюсь, что я шпион или солдат бывших, так попробуй докажи, что шпион полезный и меня стоит тащить на допрос в Город, а не прикопать по дорожке. Опять же после битвы я тут не единственный такой, конкуренция, чтоб ее.

Мысль о покаянии я отмела, с ужасом понимая, что идей больше нет. Совсем. Разве что стриптиз устроить... Но это крайняя мера. Подозреваю, с заклинаниями чужих личин и иллюзий здесь знакомы, и вряд ли это поможет, еще больше усложнит.

Командир шагнул ко мне, я от него. На плечо, пригвождая к месту, легла рука моего провожатого.

В глазах белого я с содроганием прочитала приговор. Смерть приблизилась, нависла. Симпатичная такая смерть, высокая — я с обреченностью уставилась на нагрудный доспех... Светлые волосы собраны в хвост, правильные черты лица — я бы сказала, породистые, ярко-голубые глаза, в которые не было сил смотреть.

— Так мы поможем вспомнить, — почти ласково проговорил командир. Так палач предлагает избавить от головной боли путем отсечения оной от тела.

Я сглотнула, крепко зажмурилась, теряя последние остатки смелости, но кто мне даст спрятаться внутри себя?!

В следующий миг пальцы стальной хваткой обхватили горло, сжали, и я взмыла в воздух. Парень без труда оторвал от земли мои шестьдесят килограммов. И в кого сильный такой, собака? — подумала, захрипев и вцепляясь руками в его ладонь.

Белый подтащил поближе, чуть опустил, чтобы я балансировала на цыпочках, ослабил хватку, позволяя со всхлипом наполнить горящие легкие воздухом.

Ненавижу насилие! Мне в детстве лишь шутливый подзатыльник доставался, а отец обожал называть «моя принцесса». У меня вообще прекрасная семья была, пока я не осталась одна — дальние родственники не в счет.

— В глаза! Смотреть! — рявкнули так, что я вздрогнула всем телом и затравленно посмотрела белому в лицо. Чего уж рыпаться? Поздно. Надо было от патруля в кусты ходу давать.