Тату
Шрифт:
Его быстро ввели в курс дела, рассказав, что чалиться здесь не так уж и плохо. И жратва терпимая и медицинские услуги даже можно получить, например, вылечить больной зуб. Есть небольшая библиотека, скромный спортзал и даже типа компьютерного класса. Но это не для всех, - предупредили его, а только тем, кто "дружит со следствием". Есть и церковный уголок, можно будет ходить помолиться, если он верующий. Опять же все удивились, что за драку ему шьют такую крутую статью. Посетовали, что "зажравшиеся папики" не смотрят за своими чадами, а когда жареный петух их клюнет, то мол, бабки решают всё. Димка признался, что следователь предлагал ему откупиться, но сумма была просто фантастическая. И даже, продав всё скромное имущество им с матерью никогда не собрать таких денег.
Два следующий дня он притирался к местному образу жизни.
Уже две ночи ему снился один и тот же странный сон. Он как будто ощущал присутствие рядом родного человека, и это была не мама, а скорее брат. Хотя Димка точно знал, что он единственный сын. Ситуация во сне была разная, но всегда в голове держалась мысль, что рядом с ним находится близкий человек. Идет ли он по городу, сидит ли в кафе, даже снился тот самый пляж, и опять было четкое ощущение наличия рядом родни. Он просыпался в камере, потом долго ворочался, а когда вновь засыпал, его опять терзали чувства единения с кем-то.
А на третий день к нему заявился тот самый следак Семёнов. Он опять стал склонять Серебрякова к чистосердечному признанию, но видя, что слова на него не действуют - пригрозил, что хоть СИЗО и не зона, но здесь тоже всякое может случиться. Димка не стал праздновать труса, а спокойно заявил, что ничего он признавать не собирается, так как ни в чем не виноват и писать "чистосердечное" не будет. Следователь ушел ни с чем, а Димку в камере предупредили, что для него готовится "подлянка" и чтобы он был настороже.
Неприятность случилась под вечер следующего дня. Когда охранник, открыв дверь, приказал Серебрякову выходить с вещами на выход. Сидельцы зароптали, куда это, мол, на ночь глядя повели нашего товарища, на что охранник злорадно оскалился и со смехом пояснил: "В люкс его переводят".
– Диман - держись!
– только и успел услышать Серебряков крики товарищей, как дверь в камеру захлопнулась и его повели куда-то на второй этаж.
Новая камера, практически ничем не отличалась от предыдущей. Только там кроме трех двухъярусных кроватей стояла ещё и одна обособленная одноярусная. Это место было даже отделено от всех своеобразной ширмой, как персональный кабинет. Димка понял, что здесь обитает местный авторитет. Но ещё в "своей" камере его предупредили о возможном переселении на перевоспитание, хотя никто не знал куда. Попасть можно было и в "красную" и к "зекам". Причем считалось, что хуже всего именно в "красной", то есть там обитали те, кто работал на администрацию СИЗО. Эти, мол, не придерживались никаких "понятий".
Диму там уже ждали, потому что когда он вошел, его с ехидной ухмылочкой встретил один из арестантов:
– А вот и Робин Гуд наш пожаловал. Чего встал на пороге, проходи, садись, разговор будет.
– Серебряков, стараясь не показывать страха, сложил вещи у свободной стенки и прошел к столику, за которым уже сидела парочка мужиков.
– Присаживайся, - указал на свободное место напротив них один из арестантов.
– Рассказывай, - предложил второй, внимательно наблюдая за реакцией парня.
– А чего рассказывать, - взъерепенился Дима.
– Я так понимаю, что вы и так в курсе моих приключений.
– Да, слышали кое-что, - не стал скрывать первый арестант.
– Но нам интересна твоя версия событий.
– Димка пригляделся к сидельцам. Эти двое вызывали опасение, своим спокойным видом, но в тоже время чувствовалась их уверенность и спокойствие и витающая в воздухе напряженность атмосферы. Столик стоял посередине комнаты и когда Дима стал рассказывать, что и как было, он боковым зрением заметил, что к нему за спину зашла парочка других сидельцев. Они вроде и не стояли строго за его спиной, а ходили к тумбочке, якобы за продуктами, или какими-то вещами, но Серебряков просто нутром ощущал, что это неспроста.
– Значит, говоришь, умудрился одиннадцать человек оприходовать?
–
– Судя по показаниям следствия - получается так, - не стал спорить Дима.
– То есть, ты действительно получаешься вроде Робин Гуда, который умудрился надавать по морде богатеньким отпрыскам?
– продолжал беседу первый.
– Ну, какой я Робин Гуд, - усмехнулся Серебряков.
– Я же их не грабил и не раздавал добро бедным.
– А это ты зря, - улыбнулся второй мужчина из сидевших за столиком.
– Тогда было бы хоть за что сидеть.
– Но, понимаешь ли, какое тут дело, - перешел он к другой теме.
– Нам, конечно, насрать на этих папенькиных сыночков и с моей точки зрения им досталось по заслугам. Но этот папик, сына которого ты по крупному оприходовал, периодически "подогревает" пацанов на зоне, и мы не можем всё спустить на тормозах. Поэтому ты либо подписываешь "чистосердечное" и всё берешь на себя, либо...
– Либо что?
– нахмурился Димка.
– вы меня покалечите?
– Хуже!
– улыбнулся первый.
– Гораздо хуже.
– Надругаться над собой я никому не позволю, - сжал кулаки Серебряков, готовясь подороже продать свою жизнь.
– Это ты книжек начитался?
– усмехнулся второй.
– Нам твоя задница на фиг не нужна. Достаточно будет провести по твоим губам членом, а потом рассказать всем об этом и считай, что твоя жизнь станет хуже рабской. Это будет несмываемое клеймо на всю твою оставшуюся жизнь. Ну, так как? Не передумал артачиться?
– Я под ментов не прогнулся и вам не позволю!
– вскочил со скамейки Димка.
– Жаль, - вздохнул первый и тут же сзади на Димкину шею накинули полотенце и стали душить. Он рефлекторно схватился за ткань, а в это время, его ударили нижней подсечкой по ногам. Тело стало заваливаться к полу. В глазах его потемнело, и вдруг он услышал женский голос: - "Опасность жизни носителя, активирую защитные системы".
– Воздух медленно хлынул в горло, разум прояснился, зрение стало необычайно четким и время, как и в прошлый раз замедлилось. Звуки камеры превратились в нудно звенящий гул. Серебряков видел, что он всё ещё падает на пол. Его за шею продолжает душить полотенцем один человек, а второй пытается зажать Димкины ноги. Те, кто вел с ним беседу так и сидят за столом, а вот от других коек к нему кинулись еще двое постояльцев. И вряд ли на его защиту. Мозг работал с огромной скоростью. Полотенце не мешало свободно дышать и Димка, отпустив ткань, вдруг схватил руками стоящего позади него арестанта. Тело получило необходимую опору, и он с разворота ударил правой ногой со всей силы того, кто пытался зажать ему ноги. После чего он резко присел вниз и кинул душителя через себя в набегавших подельников. Воздух опять стал плотным, как будто он действовал в воде. Тело душителя еще не успело приземлиться, когда Серебряков метнулся к бегунам и прежде чем летящий сокамерник сбил их с ног, умудрился врезать им по ребрам с обеих рук. Мужики еще не успели сообразить и почувствовать силу удара, а Серебряков развернулся к сидящим за столом авторитетам. Заметив лежащие рядом с ними парочку столовых ложек, он схватил их обеими руками и неожиданно сильным ударом, одновременно вогнал их в руки вопрошающих. Время вернулось к нормальному течению и тут помещение наполнили жуткие крики боли пострадавших сокамерников. Димка сам стоял и не мог понять, как это всё ему удалось совершить так быстро. Но больше всего его удивил не тот факт, что четыре человека за пару секунд оказались полностью выведенными из строя, а то, что он исхитрился обычными ложками так пробить руки сидящих арестантов, что мягкий алюминий, пройдя сквозь конечности, умудрился пробить насквозь и железную поверхность стола. Душитель лежал без сознания на полу камеры. Тот, кто пытался схватить Димку за ноги сидел у стены с закатившимися глазами и окровавленной челюстью. Два бегуна, пытаясь подняться с пола, орали благим матом, держась за свои животы. А авторитеты, с ужасом глядя на свои прибитые к столу конечности, вопили в унисон, вызывая срочно охрану. Дверь камеры лязгнула, открываясь, вошедший дежурный офицер и парочка охранников увидев этот беспредел - заматерились от избытка эмоций. Димке, заломив руки за спину, ударили несколько раз резиновыми дубинками по спине и почкам, но боли он совершенно не почувствовал. Мозг выдал команду не оказывать сопротивление, и он позволил увести себя из камеры.