Татуировка птицы
Шрифт:
В тот день, когда попала в плен, Элин вышла из дома одна. О том, что люди, спасаясь, стали взбираться на гору, она узнала от других пленниц. Не все из них дошли до вершины. Боевики на машинах преградили им путь.
В гостиной взгляд Элин задержался на картине, на которой была выведена замысловатая арабская вязь. Она попыталась разобрать слова. Вглядывалась, но надпись с трудом поддавалась расшифровке. Наконец, она прочитала первые три слова: «Половина… твоей… красоты». Догадаться, что значило остальное, было невозможно. Она из любопытства хотела понять смысл фразы, но дальше буквы были так перекручены, что Элин сдалась. Художнику нужна была не читабельность, а чтобы буквы сплетались в красивый узор. Элин зажмурилась, услышав приближающиеся шаги Аяша. Она стояла с опущенными глазами,
– Мое имя Аяш.
Элин ничего не ответила, но отметила про себя, что у него длинная курчавая борода и крупная голова без шеи.
– Я наполовину тунисец, наполовину француз, – добавил он.
Элин молчала.
Он снова заходил. Дошел до стены с телевизором и повернул обратно к ней.
– Жену и дочь оставил во Франции, – он говорил на тунисском диалекте, в котором много французских слов.
Аяш отвел взор на окно.
– Сюда прибыл по зову Всевышнего.
Элин продолжала хранить молчание. Тогда он сказал:
– Брак с тобой – моя повинность на пути к Аллаху. Ты станешь мусульманкой и очистишься от скверны. Наше Государство творит благо для таких, как ты.
В этот момент Элин так хотелось ему откровенно сказать, что благо для нее – если он ее сейчас же оставит, ради Аллаха.
– Ты неверная. Но ты не виновата. Ты такой родилась.
Элин отвела глаза в сторону.
– Останешься езидкой – попадешь в ад.
Она ничего не ответила.
– Прими душ и иди в спальню, – закончил он разговор.
Элин тянула минуты в ванной. Она знала, что затем последует молитва, а после нее – насилие. Это их схема. Несколько девушек, похищенных в деревнях, покончили с собой в ванных комнатах в тех домах, куда их привезли. Элин вгляделась в свое лицо в зеркале, обрамленном металлической серебристой оправой. Странно! Она выглядит естественной и свежей. А кажется, должна была покрыться морщинами. Так она ощущала себя изнутри. Она прикрыла глаза. Слезы жгли. Элин сполоснула лицо водой еще раз. Если бы она могла убить себя, как те девушки! Сердцем она была сильно привязана к близким, и это удерживало ее. Она все еще надеялась спастись, пройдя через все испытания, из которых живой выбраться было почти невозможно.
В спальне она встала на колени рядом с Аяшем, который позвал ее присоединиться к молитве. «Господи! Прошу Тебя! Помоги мне! Верни меня домой! Во имя Господа двух миров! Малак Тавус! [7] » – взывала всей душой Элин, сама не понимая, молилась ли она или умоляла.
Закончив намаз, он приказал ей раздеться и лечь в постель. И тут Элин словно наэлектризовало, как прибор, на котором нажали кнопку. Она всегда противилась насилию, с первых же дней плена, и просила оставить ее в покое. Элин сжалась и свернулась комочком. Аяш поедал ее взглядом с головы до пят.
7
Малак Тавус – главный ангел в религии езидов, которого изображают в виде павлина.
Он взял ее за левую руку и стал рассматривать татуировку.
– Это что?
– Долго рассказывать, – проговорила она.
– Я бы послушал.
Элин насупилась. Тогда Аяш потребовал еще раз, чтобы она поведала ему историю, связанную с татуировкой птички. Элин пришло в голову, что таким образом можно заговорить Аяша и не обнажаться сейчас перед ним. Но он успел раздеться. Элин решила, что он передумал и уже не жаждет ее слушать. Очевидно, что он намерен заняться с ней сексом. Но он откинул одеяло, укрыл их обоих и переспросил:
– Так что там насчет птички?
Элин сомневалась в том, что он искренне хочет знать ее историю. Есть ли смысл довериться ему? Действительно ли он из этих? Кто вообще этот Аяш? Он не собирается ее ни насиловать, ни избивать. Зачем тогда приказал принять душ и снять одежду? А если он не из этих, что тогда ему нужно?
– Можешь рассказать мне все. Не бойся, – попытался подтолкнуть ее Аяш.
– Ты из ИГИЛ?
–
Элин сдержалась, чтобы не поинтересоваться, что это за идея, ради которой они с такой жестокостью убивают людей, делают их рабами, выгоняют семьи из их жилищ.
На минуту повисла тишина, Аяш стал ее гладить, и Элин тут же пожалела, что не начала рассказывать ему свою историю. Возможно, он бы сейчас слушал, а не лез к ней своими ручищами.
– Ты попадешь в рай. Ты знаешь об этом? – спросил он ее.
Элин помнила, как один из них сказал, что в раю она будет не человеком, а гурией и будет услаждать правоверных.
– Нет, я не попаду в рай. Мне уготован ад, – отозвалась Элин, решив, что если в раю окажется Аяш и ему подобные, то она предпочла бы ад.
– Почему? Какой грех ты совершила?
Элин не знала, что ответить.
– Встречалась тайно с мужчиной?
– Да, было один раз.
– У тебя с ним что-то было?
– Нет, этого у него со мной что-то было, – совсем поникнув, ответила Элин.
Она замерла и лежала камнем, пока он щупал ее тело. Элин не подавала виду, что у нее побаливают синяки. Она не могла найти в себе сил, чтобы сопротивляться, и смирилась с тем, что с ней сделают, что захотят, с ее согласия или без оного. А может, он не такой дикарь, как другие, к кому она попадала в рабство? Вдруг он окажется человеком, просто заколдованным? И, как в сказке про красавицу и чудовище, обретет свой прежний, человеческий облик. Элин была готова расплакаться под грузным телом Аяша, слушая его прерывистое дыхание. Ей вспомнилась семья. Они понятия не имеют, где она сейчас. Что будет с отцом, если он узнает, что с ней делают? Отец был всегда мягок к ней и все ей тут же прощал, когда видел, что у нее подступают слезы. Даже в тот день, когда она разбила калейдоскоп. Один из родственников подарил его Азаду, а ей принес куклу. Она тут же предложила брату: «Обменяемся?» – «Не-а», – ответил Азад, продолжая крутить картинки и глядеть в трубу. Да, узоры повторялись через несколько оборотов, и в них не было ничего особенного, но у детей эта забава вызывала ни с чем не сравнимое любопытство. Она попросила дать ей посмотреть, но он продолжал вертеть колесико, будто не слыша. Тогда Элин выхватила калейдоскоп у Азада из рук и пустилась наутек. Он бросился за ней. Они так и гонялись друг за другом по всему дому, пока не грохнули игрушку об пол и не сломали ее. Нахмурившись, Азад толкнул Элин. И когда отец увидел их, дерущихся над разбросанными деталями подарка, то он сорвал злость на Азаде, а не на ней. Потому что Азад не плакал.
Где сейчас брат, Элин не знала. Разыскивает ли он ее? Известно ли маме, что ее похитили? Элин представила, как мать поет свою заунывную песню, больше похожую на стон. Она всегда затягивала ее, когда теряла кого-то из близких или узнавала плохие новости о знакомых. Их дом наполнялся соседями каждые выходные. Под вечер, когда темнело, они пели. У матери был очень красивый голос. Элин нравились и веселые и грустные песни в ее исполнении. Иногда отец рассаживал гостей в саду у дома и угощал их инжиром, срывая свежие плоды прямо с дерева. Отца в деревне знали все. Никто не мог провести обрезание так быстро и безболезненно, как он. Через его руки прошли все мальчики не только их деревни, но и соседней. Так он зарабатывал себе на жизнь, принимая подношения от благодарных родителей. Но заработка его не всегда хватало, так как он был щедрым хозяином и тратился без счета на гостей. Если кто-то из соседей терял урожай, он помогал им деньгами, не оставаясь в стороне. Однажды их гостиную усыпали гранатами. Их принес сосед, когда отец отказался принять у него обратно деньги, данные в долг в черный день. В тот же вечер из города приехал мамин брат – дядя Мурад. Он попросил мать, чтобы она сопровождала его, когда он пойдет свататься, и предложил взять с собой Элин и Азада. Ведь им нравилось ездить в соседний Синджар. «Я еду!» – воскликнула обрадованная Элин. Азад же отказался: он условился с другом встретиться в саду, где на дереве они обнаружили змею. Забаву со змеей он пропустить не мог.