Татьянин дом
Шрифт:
— В данных обстоятельствах выбирать не приходится. Продадите мне несколько литров?
— Какая может быть продажа, — отмахнулась Татьяна Петровна. — Берите, конечно. Еще кофе?
— Благодарствуйте. Также признателен вам за приют, баню, отутюженную одежду и предметы туалета.
— Ну, если это хоть немного сгладило мое вчерашнее поведение, я рада. — Татьяна Петровна улыбнулась и встала.
Борис поднялся вслед за ней. Интересная женщина: глазки в пол, и банька тебе, и завтрак королевский, но явно чувствуется, что на романтическое продолжение рассчитывать не приходится.
— Вы
— Да. Только изредка наезжаю в Москву.
— Одна во всей деревне? И этот, погодите-ка, Ексель-Моксель, я о нем слышал в… в Площеве.
— Федор Федорович. Он никогда не ругается нецензурными словами, но через слово вставляет ексель-моксель. Поэтому и прозвали. Он тут с женой живет.
— И больше вокруг никого? — допытывался Борис.
— На дальнем конце деревни несколько старушек. А летом много дачников, вы увидите, сколько домов настроили. Раньше была неперспективная, умирающая деревня. А еще раньше — богатая, красивая.
— Как она, кстати, зовется?
Смятиново. Борис Владимирович, — она остановилась у выхода на улицу, оглянулась и посмотрела на его ноги. — давайте я вам валенки дам. Иначе, пока с машиной будете возиться, снова промокнете. Снега выпало много.
Борис не стал отказываться. Они вышли на улицу и остановились на крыльце. Снега действительно навалило. Он припорошил тропинку, ведущую к калитке, лежал тоненькими полосками на ветках деревьев, сугробиками на лапах елей. Солнце играло в мириадах его хрусталиков, и они искрились, посылая в глаза несчетное количество солнечных зайчиков. Борис невольно прищурился.
— Красота какая! Тишина, воздух. — Он вздохнул полной грудью.
— Самое удивительное, — согласилась Татьяна Петровна, — что необыкновенно красиво каждый день. И каждый день по-новому. Не устаешь восхищаться, потому что не бывает повторов.
Они услышали шум работающего мотора. Подошли к калитке. Федор Федорович на небольшом тракторе расчищал дорогу. Он уже поравнялся с «Жигулями» Бориса. От машины до калитки было метров двести. Борису вчера показалось, что он преодолел по сугробам не менее километра.
Увидев их, Ексель-Моксель заглушил мотор, вылез из трактора и подошел.
— Мое почтение, — поздоровался он, — с хорошим вас деньком. Петровна, ексель-моксель, свет я починил, но ты так больше не балуй. Бабки-наши чуть выкидышами, ексель-моксель, вчера не разродились.
— Далеко ли отсюда до Перематкина? — спросил Борис.
Пять километров, — ответил Федор Федорович. — Но на машине, ексель-моксель, не проехать — дорогу в этом году, ексель-моксель, не чистили, а после нынешней метели только на большом тракторе, ексель-моксель, можно убрать. Разве на лыжах идти. У меня была лыжня по лесу, так тоже небось, ексель-моксель, занесло.
— К сударушке ходили? — усмехнулась Татьяна Петровна. — У Федора Федоровича в радиусе пятнадцати километров во всех деревнях есть сударушки, — пояснила она Борису.
— А что? — заулыбался старик польщенно. — Я, несмотря на свои семьдесят три года, еще мужчина в полном расцвете сил. Как Карлсон, ексель-моксель, —
На Карлсона Федор Федорович никак не походил. Скорее — на Мужичка с ноготок. Маленький, юркий, крепкий. Совместная работа — Татьяна дала им лопаты раскопать дверь в гараж, заодно и дорожки расчистили — подтвердила выносливость старика. В отличие от Бори, которому не помешало бы снова душ принять, Федор Федорович не взмок, одышки у него не наблюдалось. Молодец старик. По всему видать, сельский балагур и весельчак. Ексель-Моксель с расспросами к Боре не лез, только имя-отчество выяснил и стал звать Владимировичем.
«Платит ли ему Татьяна? — думал Боря. — Наверняка на зарплате старичок. Ишь как старается, будто для себя работает».
Гараж находился под домом. И тут же, за стеной, подвал со стратегическими запасами провизии: батареи банок с консервами, колбасы и окороки, подвешенные на крюки, стеллаж с винными бутылками, бочонки с квашеной капустой и огурцами, ящики с картошкой, свеклой, морковью. Прямо для атомной войны приготовились. Мужа у Татьяны нет, но определенно есть богатый содержатель. Из тех, что в детстве недоедали, и теперь для них обилие складированных продуктов лучший, чем счет в банке, показатель богатства и достатка. Борис представил себе самодовольного толстяка в спортивном костюме, который водит гостей по дому, отмахивается от восхищенных оценок, а в подземном продуктовом складе небрежно бросает: «Это так, на первое время, чтоб себе ни в чем не отказывать».
Борис взял канистру, принес ее к машине. Татьяна и Федор Федорович наблюдали, как он через воронку льет бензин в бак. Борис выяснил, что до ближайшей заправки километров пятьдесят, но дареного бензина взял с запасом — вдруг опять придется кружить. Хотел в качестве жеста доброй воли предложить продукты, которые он вез сестре, все равно до Перематкина не добраться, но, увидев запасы в подвале, промолчал.
Борис закрутил крышку бензобака и еще раз спросил Татьяну:
— Может, я все-таки расплачусь за бензин? Она, не отвечая, смотрела куда-то за его спину.
— Дым! — воскликнула она. — Смотрите, дым! Борис и Федор Федорович одновременно развернулись.
— Ексель-моксель, мать моя женщина! — закричал старик. — Пожар! Моя хата горит! Бежим!
Белый дым со всполохами серого широким столбом поднимался к небу. Они бежали по только что расчищенной трактором дороге, дым становился все темнее, в нем показались языки пламени. Татьяна и Федор Федорович отстали, Борис прибежал первым и растерянно застыл, не зная, что делать.
Старый пятистенок из бревен соединялся переходом с какой-то постройкой. Горел переход, и уже занялась постройка, которая была коровником. Из его открытой двери валил дым. Тревожно мычала корова, и слышался женский крик, прерываемый кашлем:
— Иди, окаянная, вот горе! Зорька! Пошла! Федька! Где ты, старый черт?
О том, как надо тушить пожар, Борис знал теоретически. Заливать огонь водой, пеной, засыпать песком. Он схватил широкую лопату для расчистки дорожек, стал кидать ею снег на огонь.