Тай-Пэн
Шрифт:
Сразу наступило молчание. Струан засмеялся.
– Его превосходительство придерживается другого мнения на этот счет.
– У нас есть акты парламента, клянусь Богом, навигационные акты. Один из них гласит: «Любое судно, несущее вооружение без специального на то разрешения, может быть захвачено как приз военным флотом любой державы». У ваших кораблей есть такое разрешение?
– В этих водах полно пиратов, капитан Глессинг, как вам известно, – небрежно заметил Струан. – Мы вооружаемся в такой степени, в какой это необходимо, чтобы защитить себя. Ни больше, ни меньше.
– Торговля опиумом противозаконна. Сколько тысяч ящиков вы продали на побережье Китая вопреки законам, китайским и всего человечества? Три тысячи? Двадцать тысяч?
– То, чем мы здесь занимаемся, известно любому судье в Англии.
– Ваша «торговля» бросает пятно на наш флаг.
– Возблагодарите-ка лучше Бога за эту торговлю, потому что без нее в Англии не будет ни чая, ни шелка, а только одна всеобщая нищета, которая вырвет самое сердце ее.
– Верно сказано, Дирк, – поддержал его Брок и опять повернулся к Глессингу. – Лучше вам раз и навсегда усвоить, что без торговли не будет никакой Британской империи. И налогов не будет, чтобы покупать порох и строить военные корабли. – Он окинул взглядом безупречно аккуратную форму Глессинга, белые чулки, белые панталоны, туфли с пряжками и треуголку. – И ни фартинга не найдется, чтобы одевать красавчиков, которые ими командуют.
Морские пехотинцы поморщились при этих словах, а кое-кто из матросов рассмеялся, правда с большой осторожностью.
– Это вы должны Бога благодарить за королевский флот, клянусь честью. Не будь его, вам некуда было бы сунуться со своей торговлей.
С флагмана прогремел сигнальный выстрел. Не договорив фразу до конца, Глессинг круто повернулся и зашагал к флагштоку.
– На караул!
Он развернул постановление. На берегу воцарилась полная тишина. Глессинг помолчал некоторое время, ожидая, пока уляжется его гнев, потом начал читать:
«По указу его превосходительства достопочтенного Уильяма Лонгсгаффа, Ее Британского Величества королевы Виктории капитан-суперинтенданта торговли в Китае. В соответствии с документом, известным как договор Чуэн-пи, подписанным 20 января сего года его превосходительством – от имени правительства Ее Величества и его превосходительством Ти-сеном, полномочным представителем Его Величества Тао Куаня, императора Китая, я, капитан королевского флота Глессинг настоящим вступаю во владение сим островом Гонконг от имени Ее Британского Величества, ее наследников и правопреемников навечно и безоговорочно в день сей, 26 января, в год 1841 от Рождества Христова. Земля сего острова – отныне английская земля Боже, храни королеву!»
«Юнион Джек» взлетел на верхушку флагштока и гордо заплескался там; почетный караул морских пехотинцев салютовал из ружей Затем загрохотали пушки всею флота, и ветер наполнился запахом пороха. Собравшиеся на берегу трижды прокричали здравицу в честь королевы.
Ну вот, подумал Струан, дело сделано. Теперь назад пути нет. Теперь мы можем начинать. Он отошел от группы торговцев и спустился к воде. Здесь он в первый раз повернулся к острову спиной и устремил взор по ту сторону огромной гавани, туда, где. в тысяче шагов от него, лежал материковый Китай.
Полуостров, своим острым концом врезавшийся в бухту, которая кольцом огибала его, был низменным, с девятью приземистыми холмами. Он назывался Цзюлун – торговцы произносили «кулун» – что означало «девять драконов». К северу от него лежали бескрайние неизведанные земли Китая.
Струан прочел все книги, написанные в разное время тремя европейцами, которым удалось побывать в Китае и вернуться обратно: Марко Поло, почти шесть столетий назад, и двумя католическими священниками, которым было позволено посетить Пекин в середине XVII века. Из этих книг он не почерпнул почти ничего.
Последние двести лет европейцам не разрешалось путешествовать по Китаю. Однажды Струан вопреки существующему закону углубился на милю внутрь страны, когда продавал опиум на побережье недалеко от Сучжоу. Но китайцы повели себя враждебно, а с ним не было никого, кроме его первого помощника. Однако не враждебность заставила его повернуть назад. Лишь неисчислимость людских толп и неоглядность земель.
Кровь Христова, думал он. Ведь мы же абсолютно ничего не знаем о самой древней и многочисленной нации на земле, что кроется там внутри?
– Лонгстафф собирается прибыть на берег? – спросил Робб, подходя к нему.
– Нет, Робби, мой мальчик. У его превосходительства есть дела поважнее.
– Какие это?
– Ну, скажем, чтение и составление донесений. И заключение тайных договоренностей с адмиралом.
– Зачем?
– Затем, чтобы поставить торговлю опиумом вне закона. Робб рассмеялся.
– Я вовсе не шучу. Как раз по этому поводу он сегодня и хотел меня видеть. Меня и адмирала. Он собирался спросить моего совета, когда ему лучше отдать приказ. Адмирал заверил нас, что флоту не составит труда проследить за его неукоснительным выполнением.
– Боже милостивый! Лонгстафф что, сумасшедший?
– Нет Он всего лишь простоват. – Струан закурил сигару. – Я посоветовал ему обнародовать приказ, когда пробьет четыре склянки.
– Это безумие! – воскликнул Робб.
– Это очень мудрый ход. Они договорились, что флот не должен ни во что вмешиваться в течение недели, «чтобы дать Китайским торговцам время избавиться от своих запасов».
– Но что прикажете делать потом? Без опиума нам конец. Всей Китайской торговле конец. Бесповоротный.
– Сколько у нас есть наличными, Робб? Робб огляделся, убедился, что поблизости никого нет, и заговорил, понизив голос:
– У нас есть серебро в Шотландии. Миллион сто тысяч фунтов стерлингов в нашем банке в Лондоне. Около ста тысяч серебром здесь. Нам должны три миллиона за конфискованный опиум. На «Багровом Облаке» опиума на двести тысяч фунтов по сегодняшним рыночным ценам. Потом...
– «Багровое Облако» можешь вычеркнуть, приятель. Мы его потеряли.
– Надежда пока остается, Дирк. Давай дадим им еще месяц. На складах у нас опиума еще на сто тысяч. Мы должны девятьсот тысяч по срочным траттам.