ТАЙЦЗИЦЮАНЬ:Классические тексты Принципы Мастерство

Малявин Владимир Вячеславович

Главный же принцип поединка выражен в формуле: «оставь себя, следуй за другим», что вовсе не предполагает ни самоотречения, ни пассивного следования за противником. Данная формула на самом деле ставит задачу овладения стратегической инициативой в удержании контроля над точкой «встречи», точкой реального контакта, или, точнее, со-общительности участников поединка. Более того, освобождение от ограниченности индивидуального сознания и навязываемых им условностей и привычек высвобождает ресурсы врожденного каждому телесного сознания и резко повышает духовную чувствительность, что как раз и дает решающее преимущество в боевом поединке. «Оставить себя», «не иметь формы» означает в действительности непрерывно перерастать, оставлять позади свои позы и позиции, так что последние оказываются только проекцией, тенью, «обманчивой видимостью», не передающей истинных намерений мастера рукопашного боя, каковых, впрочем, и не имеется. Мастер тайцзицюань умеет «соответствовать импульсу перемен», который действует «сам по себе», совершенно спонтанно и всегда предшествует внешней форме движения. По той же причине его движения заведомо двусмысленны и носят характер провокации: его поза или, к примеру, выставленная нога может быть приготовлением и к нападению, и к обороне, а защитное действие руки в зависимости от развития схватки может завершиться разным видом удара. Эта неистощимая изменчивость внешних форм в тайцзицюань становится возможной благодаря присутствию в покое внутреннейглубины не-желания, ибо сознание этой глубины позволяет подвижнику Дао преодолеть его поверхностную, чисто индивидуальную идентичность и жить вечнопреемственностью духа.

Канон тайцзицюань требует от мастера этого искусства такой утонченной уступчивости, при которой на него не может даже «опуститься перышко и сесть муха». Прикосновение к мастеру тайцзицюань действительно порождает ощущение, что ты «проваливаешься в пустоту».

Ясно, что указанная «уступчивость» на самом деле носила характер противотечения, обратного движения, «возвращения к истоку». Уже в «Дао-Дэ цзине» сказано, что мудрый «движется обратно всем вещам» итак достигает «Великого успеха» (или «великой легкости»). Секрет мудрого стратега в том, чтобы схватить движение мира в его совокупности, которая всегда действует наперекор всем частным тенденциям. Вот почему быстрее всех движется тот, кто покоится.

Подчеркнем, что высвобождение, казалось бы, чисто природных способностей в акте «само-оставления» не отрицает морали, но, наоборот, закладывает прочную основу для этических отношений. Обязательным условием мастерства в тайцзицюань считается обладание «добродетелью» (дэ).Последняя означает внутреннее совершенство вещей, полноту бытия, соответствующую претворению Пути. Мастерство и даже стратегическая мудрость в тайцзицюань глубоко моральны по существу уже потому, что предполагают полное «оставление себя», преодоления субъективной идентичности и себялюбия. Но превыше всего практика тайцзицюань сущностно моральна потому, что в ней принципом отношений между людьми оказывается фактор дифференциации, или, говоря по-другому, бесконечно делимое, но неустранимое расстояние между партнерами в коммуникации.

Примечательно, что в толковом словаре Канси (конец XVII в.) понятие кулачного искусства (цюань)в традиционной для Китая манере объясняется через сходно звучащее слово «власть», «управление» (цюанъ),означавшее контроль над ситуацией благодаря умению согласовывать и находить оптимальное соотношение различных сил, удерживать их равновесие. Такая власть подразумевает способность подняться над своей частной точкой зрения и опереться на некое всеобъемлющее, приемлемое для всех видение, что является, несомненно, очень ценным качеством для любого политика. То же определение кулачного искусства дает Чэнь Синь, прибавляющий к нему несколько поясняющих слов. «Кулак – это управление, – пишет Чэнь Синь. – Им меряется соотношение вещей и опознается легковесное и весомое».

Кажется, боевое искусство может служить настоящим испытанием серьезности наших помыслов. В таком случае победа в поединке достается тому, кто способен тоньше чувствовать свою соотнесенность с противником и, следовательно, обладает моральным преимуществом. По той же причине он способен в наибольшей степени служить общему благу.

Тайцзицюань, таким образом, позволяет решить задачу соединения элитарной морали добродетели с демократической моралью человеческого достоинства. Уважение ко всякой личности, выраженное в требовании самоумаления, самооставления, сочетается здесь с необходимостью нравственного совершенствования и иерархией духовных состояний. Нравственно более возвышенный человек в свете принципов тайцзицюань с неизбежностью занимает и более высокое положение в системе властных отношений.

Возвращаясь к боевым аспектам тайцзицюань, отметим, что, например, в текстах школы Ян мастерство в поединке прямо соотносится с умением выявлять, так сказать, дифференциалы отношений с противником. «Тот, кто овладел искусством схватки,- говорится там,- может вникнуть в меру вершков, дюймов, сотых и тысячных долей в движениях рук». Уровень мастерства в данном случае определяется способностью осознавать все более маленькие расстояния в пространстве схватки. Суждение вполне закономерное, поскольку уровень сосредоточенности сознания определяется способностью все более тонкого различения. Подлинное же гунфу дается только тому, кто достиг сверхчувствительности освобожденного сознанияи умеет концентрироваться ни на чем,т. е. на дистанции, которая короче самой короткой протяженности и длительности, доступной осознанию. Такое сознание, пробудившееся к вездесущей граничности бытия, способно быть мерой несоизмеримого.

Но почему «искусство кулака» имеет характер именно удержания равновесия в соположенности (именно: центрированности) отдельных факторов поединка? Потому что и бытие просветленного сознания, и действие ци,и, наконец, порядок всего мироздания носят характер круговорота, или, точнее, вращения двойной спирали, в котором сосуществуют противоположно направленные движения, так что эволюция, центробежная сила и движение вовне всегда уравновешиваются инволюцией, центростремительной силой и движением вовнутрь, раскрытие всегда сопровождается сокрытием. Чуть выше своего определения «кулачного искусства» Чэнь Синь описывает весь мировой порядок в категориях кругового движения. «Небо и Земля – это один великий круговорот, – заявляет он. – Но такому же круговороту подчинена и жизнь человеческого общества с его циклами хозяйственной жизни, обучения, сменой поколений и даже чередования периодов спокойствия и смуты. Наконец, жизнь каждого человека тоже созидается циклами совершенствования, ведущими к познанию истока своей природы». И Чэнь Синь заключает: «Круговорот, имеющий форму, не сравнится с круговоротом, лишенным формы, а бесформенный круговорот не сравнится с отсутствием круговорота. Вот божественный круговорот!» ¹Это суждение прекрасно иллюстрирует высказанную в начале этой главы мысль о трех уровнях реальности: внешней, внутренней и внутреннейшей, равнозначной вечному самоотсутствию. Отсутствием, однако, держится мир.

Итак, круговорот предполагает взаимное замещение и, следовательно, взаимную нейтрализацию полярных начал. В нем Инь присутствует в Ян, покой – в движении, наполненность – в пустоте, сокрытие – в раскрытии, и наоборот. Именно об этом акте обоюдной нейтрализации

Чэнь Синь. Чэнь ши тайцзицюань туцзе, с. 134.

свидетельствует парадоксальный, самоотрицательныи язык даосских канонов, который в Китае прозвали «темным» и «безумным». Но нейтрализация здесь означает преодоление оппозиций ради возвращения к высшему, лишенному идентичности, пустотному и именно поэтому всеохватывающему единству (оно соответствует также источнику смысла в языке). Властвовать – значит определять и контролировать оппозиции от имени такого единства и, значит, управлять скрытно.

Подобная позиция дает очевидное преимущество в стратегической инициативе. Оно позволяет применять любой маневр, не отождествляя с ним своих подлинных намерений, и в то же время на ходу менять его статус, превращая провокацию в реальное действие, а реальному действию придавая характер провокации. Обманные и подлинные маневры чередуются и в конечном счете сливаются до неразличимости в этом круговороте стратегического действия, обрекая противника на пассивное реагирование и распыление сил ввиду незнания направления главного удара. В таком случае концентрация сил в точке удара в сочетании с его внезапностью гарантированно приносит успех. Именно на этих принципах (если говорить конкретнее, на взаимных подстановках «пустых» и «наполненных» аспектов боевой диспозиции) строится стратегия в китайском военном каноне «Сунь-цзы» ¹. Но на этих же принципах основываются действия мастера тайцзицюань в боевом поединке.

Как видим, духовное совершенствование, стратегическая мудрость, мораль и физическое здоровье составляют в китайской традиции одно органическое целое. Счастливое совпадение! Тайцзицюань – один из самых утонченных, самых совершенных продуктов этой поразительной цельности китайского миросозерцания.

Подробнее см.: Китайская военная стратегия. Сост. В. В. Малявин. М.: АСТ,

ГЛАВА ТРЕТЬЯ СИЛА

Общая характеристика внутренней силы