Тайфун. Записки из Китая

Босев Крум

I. Далекий взрыв

Справедливое небо,

Ты закон преступило,

Почему весь народ мой

Ты повергло в смятенье?..

Цюй Юань, китайский поэт (IV–III вв. до н. э.)

Красивый, незабываемый вид! Я сижу на берегу реки Жемчужной, у ее устья, где мутные от тины воды медленно вливаются в Южно-Китайское море. И там, где вечно встречаются и смешиваются грязные воды реки и черно-зеленые морские волны, рождается какое-то удивительное голубоватое сияние. Оно возникает и исчезает, утопая в море, чтобы через миг появиться вновь. Мы сидим на берегу со старым рыбаком, всю жизнь проплававшим матросом по морям и океанам, а сейчас выброшенным на этот пустынный берег. Это старый и немощный человек, прокопченный, прокаленный и почерневший от солнца и морских ветров.

— Нужно заплыть

далеко в море, чтобы увидеть, как зарождается морской тайфун…

Морской тайфун. Здесь, в Макао, на небольшом клочке китайской земли, находящемся во владении Португалии [1] , мы говорили о «культурной революции», и он почему-то вспомнил о морском тайфуне.

— Нужно отплыть далеко, далеко от берега в море, — медленно произносит старый морской волк и набивает табаком маленький металлический чубук. — Вначале появляется рябь, затем слабый прохладный ветерок гонит барашки волн, и вот они уже мчатся вскачь по морской шири, как кони. Небо постепенно темнеет, становится черным. Черными становятся и волны. Они зловеще вздымаются, рокочут, ревут, как раненые тигры, а затем с силой и яростью набрасываются на берег. Набрасываются и опустошают все вокруг. Подобно тайфуну нагрянула и «культурная революция»… Подобно большому, страшному тайфуну.

1

После свержения фашистского режима (1974 г.) новое правительство Португалии выразило готовность решить вопрос об Аомыне (Макао) путем переговоров с КНР. Власти КНР уклонились от обсуждения с правительством Португалии будущего статуса Аомыня. — Прим. перев.

С тех пор прошло несколько лет.

Я вновь и вновь перелистываю пожелтевшие газеты и бюллетени агентства Синьхуа и других телеграфных агентств мира и мысленно переношусь в тревожные дни 1966 года.

Хунвэйбины Шанхая, Тяньцзина и Пекина выходят на улицы, чтобы «штурмовать старую идеологию, старую культуру, старые обычаи и нравы». С утра и до полуночи спи демонстрируют с портретами председателя Мао Цзэ-дуна и огромными лозунгами: «Мы отвергаем старый мир», «Мы создаем новый мир», «Из искр революционного бунтарского духа разгорится пламя, которое охватит весь Китай», «У хунвэйбинов и революционных масс общая цель — идеи Мао Цзэ-дуна должны завоевать все позиции! С помощью идей Мао Цзэ-дуна изменим моральный облик всего общества, ликвидируем все преграды и доведем до конца великую пролетарскую культурную революцию»…

Это — сообщение официального китайского агентства Синьхуа. Лишь одно из сообщений одного из дней «горячего лета» 1966 года, в разгар «большого тайфуна». В те дни такие сообщения публиковало не только Синьхуа; такие сообщения-молнии передавали Франс Пресс, Рейтер, ТАСС, БТА.

…Обстановка в Пекине накаляется. Распространяется огромная масса листовок, прокламаций, «экстренных» сообщений, призывов. Продолжаются аресты «контрреволюционеров»… и тех, кто оказывает сопротивление хунвэйбинам. Конфискуется их имущество. Хунвэйбины врываются в дома, проверяя выполнение своих приказов. Можно наблюдать такую картину: «революционная молодежь» тащит по улицам сопротивляющихся арестованных или возит их на грузовиках, повесив им на грудь дощечки с надписями: «контрреволюционер», «бандит». Все, что «революционная молодежь» считает не соответствующим «новой идеологии», культуре, обычаям и нравам, — книги, фотографии, вазы со старинными надписями, различные рисунки, картины — отбирается и отправляется на «сборные пункты».

На стенах домов расклеены тысячи «экстренных воззваний», «инструкций» и текстов «ультиматумов», требующих «довести до конца великую пролетарскую культурную революцию», «ликвидировать буржуазию и создать пролетарскую идеологию», «преобразовать душу человека и искоренить ревизионизм», «разрушить старый мир и создать новый мир».

Как?

«Да здравствует дух уничтожения и разрушения», — провозглашает громадный красный лозунг — дацзыбао. Каждая семья должна вывесить в своем доме дощечку с изречениями Мао Цзэ-дуна. «Если это не будет сделано в двухнедельный срок, — предупреждает другая дацзыбао, — к виновным могут быть применены любые меры». Все, кто носит узкие брюки и остроносые ботинки, должны в двухдневный срок… В противном случае брюки будут разорваны, а носки ботинок отрезаны на месте. На каменных мостовых привокзальных площадей кучи волос. Здесь орудуют ножницами, одна за другой падают на землю толстые черные косы китайских девушек. Юноши с красными повязками на рукавах с одобрением наблюдают эти сцены, восклицая «хао, хао, ха, ха» (хорошо, хорошо).

Объявлена «беспощадная война»

старым названиям улиц, площадей, магазинов, ресторанов, парикмахерских салонов… Предлагается переименовать Пекин на «Алеет Восток», Центральный рынок — на «Ветер с Востока»; появились улицы «Ветер с Востока одолевает ветер с Запада», «Антиревизионистская»; одна из больниц переименована в «Антиимпериалистическую», другая — в «Антиревизионистскую»; музыкальный магазин «Справедливость и мир» стал называться «Красный звук». С Центрального рынка, с крыши самой большой гостиницы «Пекин», с улиц и улочек исчезли иероглифы, означающие «мирный», «спокойный», «уравновешенный». Дацзыбао и воззвания предлагают переименовать центральный бульвар Пекина — «Бульвар долгого спокойствия» и центральную площадь — «Площадь небесного спокойствия». «О каком спокойствии и каком вечном мире может идти речь? — спрашивается в одном из воззваний. — Кому нужен мир? Лишь ревизионистам и империалистам». Его авторы — хунвэйбины из политехнического института. Хунвэйбины «открыли огонь» и по пекинскому городскому комитету партии. Почему? «Потому что он в продолжение 17 лет отказывался поддерживать лозунг «Смело дерзай, смело действуй, смело осуществляй революцию и смело бунтуй»».

Под «ураганным огнем» «революционной» учащейся молодежи оказались книжные и писчебумажные магазины. Многие из них были закрыты, из некоторых изъята вся художественная и политическая литература. Лаконичное указание книжному магазину Синьхуа гласит: «Сохранить лишь литературу, соответствующую идеям Мао Цзэ-дуна. Остальное сжечь. Срок исполнения — 72 часа!» В инструкции разъясняется: «Уничтожению подлежат все произведения иностранных авторов, и среди них произведения Шекспира, Ромена Роллана, Гёте».

Закрыты всемирно известные магазины по продаже картин живописцев прошлых времен и современных художников. Выдвинуто ультимативное требование прекратить продажу патефонных пластинок с «феодальной, буржуазной и ревизионистской» музыкой.

Классическая музыка, композиторы Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен, Чайковский и Шостакович подверглись ожесточенной критике. Дацзыбао в Центральном универсальном магазине гласит: «В течение семнадцати лет ваша фирма продает патефонные пластинки, пропагандирующие ревизионистские и контрреволюционные взгляды. Вы пускали в продажу какие-то «лебединые озера» и другие пластинки с развращающей иностранной музыкой. Вы содействовали распространению повсюду ревизионистского яда, калечили молодежь, способствовали восстановлению капитализма. Мы приказываем: во-первых, прекратить продажу всех старых патефонных пластинок с записью музыки, не имеющей революционного содержания; во-вторых, изъять все старые патефонные пластинки».

Призывы хунвэйбинов, расклеенные на всех, домах и оградах, требуют заменить тексты всех световых реклам цитатами из произведений Мао Цзэ-дуна, а в городских садах и парках выделить специальные места для чтения его произведений. В «немилости» оказался и зеленый цвет — цвет надежды. «Зеленый цвет — это символ отравы… Красный цвет — это цвет революции. Это лучший в мире цвет. Поэтому приказываем: через 48 часов уличное движение должно останавливаться на зеленый свет». Почему? Потому что «нельзя допустить, чтобы в пролетарской стране красный свет означал остановку движения». Полицейские — регулировщики уличного движения должны заменить светящиеся жезлы красными флажками. Работникам городского транспорта дано распоряжение в двухдневный срок в автобусах и троллейбусах повесить портреты Мао Цзэ-дуна, а также упразднить водительские права шоферов, как проявление чуждого влияния, а в «паспортах указывать классовое происхождение». Уличные дацзыбао предписывают ликвидировать коротковолновые диапазоны во всех радиоприемниках, закрыть филателистические, цветочные и писчебумажные магазины. Почему? Потому что они обслуживают буржуазию и ревизионистов. Такси нужно вывести из городов для обслуживания коммун. Запретить игру в шахматы, ибо она «служит буржуазии, ревизионистам и тем, кто в свободное время вместо изучения произведений Мао Цзэ-дуна занимается такими пустяками». Запрещена продажа рыболовных снастей. Рыбная ловля — это «занятие буржуазии».

В дацзыбао, вывешенной на одной из пекинских улиц, выдвинуто двадцать три предложения-лозунга, и среди них: «Приступить к изучению произведений Мао Цзэ-дуна в детских садах», «Все должны питаться сообща, нужно восстановить порядки, существовавшие в первых народных коммунах 1958 года», «Нужно отказаться от употребления духов, косметических средств, ношения ювелирных изделий, непролетарской одежды и обуви», «Необходимо уничтожить старые картины с неполитическими сюжетами, недопустимо, чтобы тематика картин не соответствовала идеям Мао», «Цитаты из произведений Мао Цзэ-дуна должны быть повсюду», «Никакой деликатности в отношении возможной оппозиции!»