Тайга шумит
Шрифт:
— Что, иначе? — Раздольный скривил лицо и сплюнул.
— Вы… вы, Раздольный, бюрократ, — в сердцах выкрикнул Костиков, — а может, и похуже!
— Что-о?
Раздольный побледнел и грозно повернулся к Костикову, но, заметив начальство, фальшиво-равнодушно улыбнулся, будто не придал значения этим словам.
— Что, слыхали! Аль повторить еще? — вызывающе сказал Костиков и обратился к подошедшим. — Товарищи, неужто и эту зиму грузчики не получат барак для отдыха на лесобирже?
Павел, Столетников и Бакрадзе молчали, выжидающе глядя на Раздольного, и тот
— Чем людям сидеть у костров да бездельничать, заставили бы их подносить шпалы. Поняли? — в словах Раздольного прозвучала нескрываемая злость, он явно хотел скомпрометировать своего десятника.
— И это начальник погрузки, тьфу! — сплюнул Костиков. — Да поймите вы, не машина ведь — люди! Машина и та отдыха требует… Или вы за простои будете платить из своего кармана! Нет, Алексей Васильевич, такие распоряжения я выполнять не буду, а ежели настаиваете, берите на себя ответственность!
— И возьму!
— Нет, не возьмете, Раздольный, — вмешался в спор Столетников. — Не позволим!
— Тогда я слагаю с себя обязанности начальника погрузки. Все равно нехорош, только выговора да замечания получаешь…
— Что ж, — спокойно сказал Павел. — С завтрашнего дня начнете передачу обязанностей Костикову, а у него примете погрузку лесоучастка. Приказ будет сегодня вечером.
— Я не буду принимать погрузку лесоучастка, — растерялся Раздольный, — прошу уволить меня! Я…
— Напишите заявление, укажите причины, разберем, — ответил Павел и отвернулся. — Пошли, товарищи, — обратился он к спутникам.
22
Директор, замполит и экономист остановились в бригаде Верхутина.
Перед ними пылал огромный костер.
— Посмотрите, какая красота! — восторженно проговорил Столетников, показывая на бушующие вихри пламени, охватившие порубочные остатки.
Они вдыхали горьковатый запах смолы и дыма и зачарованно смотрели на шумящий огонь, не в силах отвести взгляд. Огонь лизал сучки, ветки, вершины; пучки густого бело-серого дыма с грязновато-голубым оттенком то там, то здесь устремлялись вверх, и следом бенгальским огнем вспыхивала хвоя, треща и звеня, искры взмывали к небу, рассыпались и таяли в воздухе.
— Это называется сжиганием порубочных остатков, — задумчиво проговорил Павел.
— А еще — законным преступлением, — в тон директору добавил Бакрадзе, и Павел со Столетниковым с недоумением посмотрели на него. — Да, да товарищи! Еще это называется преступлением.
— Но нельзя же оставлять на вырубленных делянках сучки, ветки, обрезки, — возразил Столетников, — все это захламляет вырубки, в порубочных остатках гнездятся короеды и другие вредные для леса насекомые. К тому же, возникает опасность пожаров!.. А как лесхозы штрафуют за оставленный на вырубках хлам!
— Все это правильно, — улыбнулся Бакрадзе. — Но поймите, что горят в этих кострах сотни миллионов рублей, даже если хотите — миллиарды!
— А Васо Лаврентьевич прав, — задумчиво сказал Павел, вспоминая то, что слышал в институте. — Да, порубочные остатки оставлять нельзя, но, и сжигая их мы уничтожаем громадные
Павел оторвал взгляд от костра.
— Знаете, Александр Родионович, — продолжал он, — современная техника с помощью химии может производить из дерева около двадцати тысяч предметов, а у нас пока вырабатывают не более двухсот?
Столетников удивленно вскинул брови.
— Мы сжигаем отходы. Да не только мы, — возмущался Павел, — все леспромхозы, и это с тех пор, как существуют лесоразработки! А ведь из отходов можно получать разные спирты, канифоль, витамины, масла, скипидар, смолы, дрожжи, целлулоид, пластмассы, искусственный шелк, глюкозу, аспирин, формалин и сотни других предметов и продуктов…
— Но для этого нужны фабрики и заводы, — прервал его Александр, — а разве практически возможно строить их при леспромхозах?
— Строить, конечно, нет смысла, — ответил Павел в раздумье, — но можно найти выход. Вот хотя бы… сконструировать прессовочную машину и все порубочные остатки прессовать в брикеты. Разве нельзя? И это будет!..
— А почему бы не использовать отходы на топливо? — вставил Бакрадзе. — Если мне не изменяет память, смесь порубочных остатков по калорийности в два раза превосходит дрова!
— Совершенно верно, Васо Лаврентьевич, — подтвердил Павел и оживился. — Вот построим лесозавод и потушим в своем леспромхозе костры. Будем все порубочные остатки и отходы пиломатериалов использовать как топливо для электростанции. А я попробую заняться прессовочной машиной, возможно, что и выйдет.
23
Раздольный быстро шел по тротуару.
«Что же случилось?», — думал он тревожно.
У калитки дома остановился и, не поворачивая головы, косым взглядом посмотрел в оба конца улицы — не следят ли, но никого поблизости не было. Раздольный перевел дыхание и вошел во двор.
В комнате, не раздеваясь, сел у плиты.
Его знобило. Он поднял воротник полушубка и прислонился спиной к горячим кирпичам дымохода, но, несмотря на разливающуюся по спине теплоту, тело продолжало вздрагивать, лоб покрылся бисером пота, холодного и противного. Время от времени в подполье скребла мышь, а ему мерещились шаги во дворе, казалось, что кто-то топчется на крыльце и царапается в дверь, и тогда он подавался корпусом вперед и весь превращался в слух. Потом под окнами залилась в злобном лае собака…
«Идут!», — молнией блеснула мысль, и он с ужасом вскочил, — на цыпочках подбежал к окну, посмотрел из-за занавески на двор.
На раскидистой березе сидел кот и, сверкая злыми глазами, поглядывал на собаку.
— Фу-у, черт! — вытер лоб Раздольный и отошел от окна.
Он несколько минут бессмысленно смотрел в одну точку.
«Почему сняли?.. Плохо работал?.. А если причина другая? Если замполит нашел концы в путанице с крепежом и дровами?»
Теперь ему стало жарко. Он скинул полушубок и бросил его на кровать, немного спустя, расстегнул ворот рубахи и, запустив в карманы брюк длинные руки, принялся ходить по комнате.