Таймири
Шрифт:
— Не будем медлить, — собрав всю волю в кулак, проговорил капитан. — Лес кишмя кишит разным зверьем. Здесь даже хищники водятся! И чем быстрее мы пересечем сосняк, тем меньше вероятность с ними встретится.
— Кхм, позвольте заметить, — вежливо начал философ, — что хищники имеют привычку преследовать подвижную добычу. А выживает тот, кто затаился.
— По мне, так лес вообще какой-то безжизненный. Вымерло тут всё, — ввернула Таймири.
— Э-ге-гей! — воскликнул Остер Кинн. — Может, этот бор и ведать не ведает, что такое лесная подстилка и моногоярусность, да только грызунов здесь хоть отбавляй! Я это не понаслышке знаю.
— Так что, ты уже бывал в горах? —
— А то как бы я с Эдной Тау познакомился! — веско заметил тот. Неуемная тяга к острым ощущениям вечно влекла его в запретные края. И не было в стране такой долины или возвышенности, куда бы ни ступила нога Остера Кинна.
— Тогда ты нас и поведешь! — обрадовался капитан и со спокойной совестью назначил его проводником.
13. О чае и сосновых иголках
— Минорис отказалась заниматься, — удрученно сообщил индианке философ, переместившись в хвост колонны, которую возглавлял Остер Кинн.
— Это прискорбно, — чутко отреагировала Эдна Тау. — Вы ведь не слишком ее нагружали, нет?
— Боюсь, что слишком. И что мне теперь делать? Она такая способная ученица!
— Попробуйте заинтересовать ее.
— Что вы подразумеваете под словом «заинтересовать»?
— Выберите для затравки человека, который бы… э-э-э, — поскребла в затылке Эдна Тау, — который бы изображал из себя вашего рьяного последователя. Тогда Минорис увидит, что ваша наука не такая уж и непосильная, и, может, вернется к вам.
— А вы не побудете моей ученицей, для затравки, а? — с надеждой спросил философ.
— Я? Да что вы! — смешалась индианка. — Да никто же не поверит, что я всерьез увлечена философией!
— Почему? Насколько я могу судить, вы очень образованны. Вы подойдете!
— Да? — неуверенно переспросила Эдна Тау. Перспектива такого ученичества совсем ее не прельщала. Ведь она могла бы проводить время с куда большей пользой, охотясь на белок или рыская по лесу в поисках целебных кореньев.
Пока индианка предавалась таким размышлениям, перед нею возник дух вождя племени Знойной Зари и стал читать мораль: «Мы, люди Зари, всегда помним о своем предназначении! Мы должны светить, как солнце. Если чей день омрачен тоскою, или кто в болезни, или в нищете, или в печали, мы помогаем ему по мере сил. Если видишь нуждающегося в твоей поддержке, не откажи ему. Но будь осторожен, брат мой, соплеменник: не попади в сети вражеские. Всегда будь начеку! Потому что люди становятся лживыми и могут воспользоваться твоей добротой в корыстных целях».
«Этот вроде бы ничего дурного не замышляет, — подумала Эдна Тау про философа. — Так и быть, помогу ему. Подыграю ради Минорис».
Минорис не присутствовала при этом тайном совещании. Она шла впереди группы, рука об руку с Таймири и Сэй-Тэнь. А рядом с ними шагал капитан и всё косился на Таймири.
— Чего он на тебя так смотрит? — шептала ей на ухо Минорис. — Влюбился, что ли?
— Типун тебе на язык! — возмущенно отвечала Таймири.
А Кэйтайрон имел все основания полагать, что она его дочь. Во-первых, возраст. Во-вторых, внешность. А еще капитан считал, что случайности в судьбах людей занимают не последнее место. Он лишь однажды видел своё дитя — черноглазую малютку, завернутую в пеленки. А потом они вместе с женой отправились в долгое путешествие, оставив девочку на попечение тети. Он уже точно не помнил, как звали эту тетю. То ли Мириана, то ли Ариадна, то ли Анира…
Кто знает, что удерживало его все эти годы от визита в город, где подрастала дочурка. Сначала — бессрочный траур по спутнице жизни, которая ушла в мир иной, покинув его, неприкаянного, на бренной земле. После — какие-то неотложные дела, которые возникали, едва только Кэйтайрон прочитывал первые строчки писем от сестры покойной супруги. В этих письмах тетушка Ария настоятельно рекомендовала ему вернуться к дочери и не отлынивать от родительских обязанностей. Во все более частых и коротких посланиях Ария ругала его, на чем свет стоит. А вскоре Кэйтайрон просто перестал вскрывать конверты и по уши погряз в своих крайне важных проектах. Он думал, что его изобретения чего-то стоят. Но вот последнее изобретение попадает под жернова неистового водопада — и от прошлой жизни не остается ни гвоздика, ни щепки. Теперь он поглощен мыслями о дочери, и эти мысли будоражат его. Он не запомнил ее имени, так как имя было слишком длинное. Капитан держит в уме только первую букву — «Т». Так, может, это Таймири?
***
— Что же получается? Все припасы достались реке, а нам прикажут затянуть ремни потуже? — негодовал какой-то матрос.
— Подохнуть с голоду в массиве Лунных гор — что ж, славная кончина! — иронизировал его товарищ. — Еще никому такого не удавалось. Мы будем первыми!
Эдна Тау резко обернулась. Ей впервые приходилось слышать, как здоровые, полные сил мужчины так небрежно рассуждают о смерти. Им бы впору поделиться друг с другом навыками выживания, поразмыслить, как выбраться из затруднительного положения. А они уже ложатся в гроб!
— Что вы причитаете? — в праведном гневе воскликнула индианка. — Да наловлю я вам к вечеру белок! Разведем костер! Не надо сеять панику!
Матросы удивленно переглянулись.
— Я еще никогда не пробовал белок. А каковы они на вкус?
— Не хуже, чем перепелка, которую привозят из-за моря, — просто отвечала Эдна Тау. Она решила не задерживаться в этой компании и, перекинув через плечо перештопанную коричневую сумку, поспешила к своим друзьям.
Остера Кинна легко можно было узнать по размашистой походке. Он вел за собой никак не менее двадцати человек и чувствовал себя превосходно. Он едва сдерживался, чтобы не затянуть мотивчик своей любимой песни о дальних странствиях. О морях и капитанах, о штормах и о буранах. О пустынях и о ветре и о том, как спать в седле. И о многом другом. Он уже взял первую ноту, но тут к нему подбежала Эдна Тау. Она довольно отдувалась, глаза блестели, волосы были растрепаны. Именно так выглядят индейцы горного племени после быстрой пробежки.
— Ну что, не понравилось тебе тащиться в хвосте? — насмешливо спросил Остер Кинн.
— Да там, в хвосте, уже все скисли! — выпалила она. — Боятся, что распухнут от голода. По-моему, лучшего времени для охоты не сыскать. Сделаем привал и отправимся за дичью. А?
— Сейчас? А не рано ли? Я хотел подкрепиться вечером…
— А как насчет чая из сосновых иголок? — вставил капитан. — Очень полезная, надо сказать, штука. И от цинги спасает.
— Одним чаем сыт не будешь, — возразила Эдна Тау.
— А белки здесь всё равно щуплые. Что с них возьмешь? — гнул свое Остер Кинн. — Может, вечерком?
— У меня на вечер другие планы, — кратко просветила его индианка.
— А я знаю, что иголки можно жевать. И еще корешки молодые, их, вроде бы, тоже можно… — неуверенно продолжил свою мысль Кэйтайрон.
— Слышала я, что далеко на западе жили индейцы из непростого племени. Они засовывали себе за щеку семена некоего растения и так питались, дожидаясь, пока семена растворятся у них во рту. Может, это и правда, да только уже много лет никто этих индейцев не встречал, — поведала Эдна Тау.