Таймири
Шрифт:
***
По истечении определенного срока каждой новой ученице на общем участке земли отводилась небольшая делянка с плодородным черноземом. И не ради забавы, а для того, чтобы посвятить муз в таинство прорастания семян. Но если душа не лежит к садоводству, то никто не поставит вам этого в вину. Чтобы созрел плод, требуется время. Так же и с музами: раз еще не созрели, то и нечего их торопить. Таймири, по мнению старших, была плодом зеленым. Она просто не понимала, зачем в часы досуга копаться на грядке, если существуют занятия куда приятнее.
Дважды в неделю она спускалась в подземелье и конспектировала лекции под монотонную диктовку ардикты. Ипва начитывала ей основы физики, и не было урока, на котором она бы ни прочила ученице великое будущее, при условии, конечно, что эксперимент со спорами будет выполнен к сроку. Что ж, теперь Минорис придется врать и надеяться, что Ипва не ясновидящая, потому что в мешочке отныне будут лежать семена. А черные споры унес ветер, и кто знает, что из этих спор вырастет, да и вырастет ли вообще…
— Какие-нибудь поганки вырастут, — посмеивалась Таймири, когда они с Минорис шли по аллее к воротам. — Вот увидишь, как-нибудь после дождичка под деревом появится поганка.
— Веселишься. Смешно тебе, — дулась Минорис. — А как они, и правда, в рост пустятся, кого первым делом заподозрят?
— Ну-у, вариантов немного. Или ты, или…
— Или я. Вариант всего один. Ладно, не будем о грустном. Лучше представь, какое мы совершим открытие, если докажем, что камень и дерево — это одно и то же!
Минорис все-таки уговорила подругу сходить к засохшему дереву, и то лишь затем, чтобы взглянуть на корни. Таймири было просто необходимо увидеть это собственными глазами. Конечно, она пообещала себе быть предельно осторожной и постараться не разбудить Эльтера. Она почему-то полагала, что Эльтер спит в своем дупле круглые сутки.
Поэтому услышать его голос, да еще в тот момент, когда они с Минорис спорили о природе камня и древесины, для Таймири стало настоящим потрясением. Это был ее приговор.
— Приятно, что моим убогим жилищем еще интересуются, — откуда-то сверху произнес Эльтер. Подруги выпрямились так, словно их одновременно хлестнули хворостиной.
Дуновение горячего ветра обожгло Таймири кожу, в голове застучала кровь. Нет, нельзя позволить ему говорить с собой! Внезапно она рванула с места да припустила так, что пятки засверкали. Неважно, в каком направлении бежать. Главное не останавливаться. Главное никогда больше с ним не встречаться. У дерева осталась Минорис — ну и пусть. Ей тайна Эльтера неизвестна. Так что если, увлекшись беседой, вместо цветущего юноши она обнаружит рядом дряхлого старика, угрызения совести не будут ее мучить.
«Зачем я вообще согласилась на эту прогулку? — подумала Таймири, собрав остатки сил, чтобы добежать до воображаемой финишной черты. — Ах, да! Всё она, проклятая любознательность. Факт, действительно, презанятный: корни окаменевают и превращаются в адуляр. Только вот почему?»
Спустя некоторое время ей показалось, что за нею гонятся. Но она списала это на галлюцинации, поскольку бежала, по ее представлению, никак не меньше часа. К тому же, с непокрытой головой, по адской жаре. В таких условиях можно запросто сойти с ума.
Однако, как бы Таймири себя ни убеждала, она всё явственней различала позади чье-то учащенное дыхание… Вдруг кто-то свалил ее с ног, и они вдвоем с преследователем упали на каменистую землю, всего в пяти шагах от обрыва, за которым начиналась глубокая пропасть.
— Вы! — задыхаясь от ужаса, воскликнула Таймири. Настиг-то ее не кто иной, как Эльтер. Видя, что он собирается что-то сказать, она заткнула себе уши. — Даже не начинайте! Я все равно ничего не услышу.
Минута борьбы — и Таймири пришлось сдаться. Эльтеру, похоже, просто необходимо было выговориться, иначе он не стянул бы ей руки за спиной, и уж тем более не употребил бы для этого ленту, которой обычно обвязывал волосы.
— Ты выслушаешь меня от начала и до конца, — сказал он. — Можешь задавать вопросы, можешь прерывать меня, если захочешь подумать над тем, что я скажу. Единственное непозволительно: отсутствие.
— Но я ведь здесь и вряд ли куда-нибудь денусь, — мрачно возразила Таймири.
— Ты знаешь, о каком отсутствии идет речь, — тоном, не терпящим пререканий, произнес Эльтер. — Не витай в облаках. Будь здесь и сейчас… С этой минуты я начну стареть. Я уже старею, медленно умираю с каждым словом, исходящим из моих уст. Хочешь ты того или нет, но остановить этот процесс ни ты, ни я не в силах. Поэтому слушай внимательно, слушай и запоминай.
Он подвел ее к краю обрыва, туда, где каждый год, в сезон дождей, в долину сходили оползни. Сухой, изнуряющий ветер хлестал в лицо разъяренными порывами. Разверзшаяся под ногами бездна тихо гудела, как если бы на дне неспешно просыпался древний вулкан.
— Что видишь? — спросил у Таймири Эльтер.
— Жестокость, — подавленно ответила та. — Жестокость царит повсюду, ее даже не нужно видеть. Она витает в воздухе. Вы жестоки со мной, я жестока с вами. Авантигвард… — она помедлила, вспомнив рассказ тетушки Арии, — непозволительно жесток к своему народу. Мы несем в мир одно лишь разрушение.
Эльтер издал вздох, больше похожий на стон.
— Это потому, что мы и сами час за часом разрушаемся. Кто-то быстрее, кто-то медленней. Но закончим мы все одинаково. Понимаешь, что из этого следует? Нет смысла искать богатств, стремиться к роскоши, завоевывать славу. Богачу бессмысленно превозноситься над бедняком, когда нас всех ждет один конец. Зачем завидовать и желать чужого счастья, если всякое счастье, в итоге, оборачивается смертью? Мы обманываем себя, когда считаем успех и благоденствие целью нашей жизни. Ложь сладка… Хотел бы я, чтобы люди перестали сравнивать!