Тайна Алмаза
Шрифт:
— Ну, а почему, например, у вашего дяди возникла такая странная причуда — изгнать своего наследника и заставить его жить за границей? Вы никогда об этом не думали?
— Наоборот, я очень много об этом думал. У моего дяди нет детей, и поэтому я являюсь его прямым наследником. Мой дядя, человек очень осторожный, усмотрел в этом нечто, по-видимому, угрожающее его безопасности.
— Давайте обсудим, как нам заставить профессора Щетинина уехать из России, — снова переменил разговор Евгений Петрович.
— У меня есть небольшой план.
— Выкладывайте.
Прежде чем выйти на мостовую, Фишер по привычке, выработанной за многие годы, оглянулся назад. Широкая парадная лестница была пуста.
Фишер на минутку задержался в дверях.
Когда он очутился на улице, под носом у него по-прежнему красовались рыжие усы.
Он завернул во двор заброшенного дома и, пройдя вглубь, присел на полуразрушенную скамью. Через минуту к нему присоединились двое молодых людей.
— Ну как? — спросил один из них.
Фишер, не торопясь, достал из кармана пачку денег, отделил несколько засаленных кредиток и протянул их молодому человеку.
— Вот тебе, Кони, аванс.
Кони упрятал деньги и ушел.
— Ну, вот, Гарри, поговорим по душам, — обратился Фишер ко второму молодому человеку.
— О чем, господин Фишер?
— О делах, Гарри, о делах. У нас много работы, и чем лучше мы ее выполним, тем полнее ты набьешь свой кошелек. Где сейчас Штопаный?
— Кажется, в «Карих глазках».
— Тебе придется его разыскать, передай ему, что в ближайшее время будет груз, пусть приготовится.
— Слушаюсь.
— Я давно считаю тебя, Гарри, умнее всех этих олухов. Ты далеко пойдешь, мой мальчик. Поэтому я тебе доверяю больше всех. Нам в последнее время не везет: злодейка-судьба любит покапризничать. У меня есть одно дельце, и я с тобой хочу посоветоваться. — Фишер оценивающим взглядом окинул юношу. — Кстати, ты навестил второй номер?
— Да, я сегодня все утро был там.
— Передай Штопаному, что если второй номер умрет, я с него спущу шкуру. Пусть где угодно, но разыщет доктора.
— Я не понимаю, — перебил его юноша, — к чему мы с ним возимся? Я бы на вашем месте давно отправил его туда, куда так настойчиво просится его душа.
— Э-э, нет, мой мальчик, я бы давно это сделал, если бы не одно маленькое обстоятельство. Впрочем, у меня от тебя нет секретов.
Фишер достал из кармана бумажник и, порывшись в нем, протянул юноше небольшой кусочек картона, величиной с почтовую открытку.
— Это единственная вещь, которую я нашел при нем.
Гарри повертел в руках открытку и пожал плечами.
— Взгляни на свет.
Гарри поднял открытку и, присмотревшись, воскликнул:
— Э, да тут в самом деле что-то есть! Кажется, какие-то цифры.
— Правильно, Гарри, цифры. И не просто цифры. Это код.
— Ну, а человек, который носит в кармане такие открытки, как по-твоему, заслуживает внимания или нет?
— Это, конечно, меняет дело, — согласился юноша.
— Так-то! Впрочем, этот человек нам понадобится как раз для выполнения нашего плана. Сама судьба его нам послала. Важно, чтобы он выжил, а остальное предоставь мне. Я решил устроить маленькую шутку этому скряге. Он нас долго будет помнить.
Фишер достал из кармана никелированный браунинг и повертел его в руках.
— Какая хорошая вещица.
Гарри протянул руку.
— Н-да, вещица недурна.
Глава 10
Убежище
Юнг старался понять, что с ним произошло.
В памяти медленно проплывали давно забытые люди и события.
Вот появилась низкая хата, обнесенная редким плетнем, с покосившимися, нетесаными воротами.
Отсюда он много лет назад ушел на заработки.
А вот уже мальчонкой в непомерно больших сапогах он водит тяжелым напильником по куску металла. Сколько же тогда ему было? Восемь, девять… — медленно соображал Юнг.
Дядя Остап, с мягкими пушистыми усами, поглядит на его работу и своей большой мозолистой рукой похлопает его по плечу как равного:
— Ничего, Семен, все так начинали.
Маленький Сема был в числе немногих счастливцев, попавших сразу в надежные руки «к ремеслу». А вот старый букварь, который принес ему тот же дядя Остап.
Огарок дымной свечи, воткнутый в бутылку, сонное жужжание мух…
И вдруг с необычайной ясностью представился брус, лицо незнакомого солдата, наклонившегося над ним.
Юнг открыл глаза и чуть повернул голову.
Сразу же по телу растеклась тупая боль.
«Где же это я нахожусь», — подумал он.
Глазам представились тяжелые портьеры на дверях, стул, стоящий у изголовья.
Тут же стакан с водой, какие-то бутылочки с ярлыками, тарелка с золотистой жидкостью с чешуйками застывшего жира.
Юнг проглотил слюну.
Чтобы лучше осмотреться, он сделал попытку повернуться на бок, но острая боль пронзила все тело.
Только сейчас он заметил, что голова, шея и грудь у него обтянуты бинтами.
Ноги были какими-то чужими, и когда он их легким прикосновением обследовал; то оказалось, что они в шинах. В ногах тоже притаилась боль.
Чувство радости от сознания, что он жив, померкло.
Скрипнула дверь, и Юнг увидел, что к нему подошла незнакомая девушка.
Она увидела его открытые осмысленные глаза, руку, которая лежала поверх одеяла, и выражение радости появилось на ее лице.