Тайна царского фаворита
Шрифт:
Мы с Аней тут же заинтересовались, что же это за Сычиха такая, что запросто управляется с нечистой силой.
Оказалось, это местная достопримечательность, некто вроде сельской знахарки или ведуньи, Меланья Сычева. В ведовстве подозревали и покойную мать Меланьи и даже ее бабку, поэтому уже не первый десяток лет жители окрестных сел обходили женщин из этого рода стороной.
В молодости Меланья отличалась редкостной красотой, рано ушла из дома, перебралась в усадьбу, где служила в горничных у самой барыни, хозяйки Привольного (речь шла как раз о бабушке Анны, ей юная Малаша и прислуживала).
Когда графиня овдовела, помутилась с горя рассудком и стала проводить дни и ночи в попытках вызвать дух покойного мужа, Меланья помогала ей в этих опасных делах, а потом вдруг оставила барские хоромы, забросила и романы и модные шляпки, вернулась в лачугу матери-колдуньи и переняла от нее ведовские секреты. После чего мать вскоре померла (сказывают, как колдунья мастерство свое передаст, так и дух вскорости испустить должна – на земле ее больше ничто не держит), а Меланья как-то враз превратилась из молодой красавицы в старуху, стала избегать людей и проводить дни за сбором трав и кореньев и варевом колдовских зелий…
На деревне ее сильно боялись, но господа, видать, по старой памяти относились к знахарке хорошо. Когда ее лачуга совсем разрушилась, отец Анны позволил Меланье Сычевой переселиться в сторожку на окраине усадебного парка, где она с тех пор и проживает, почти не видя людей.
Но те редкие смельчаки, кто рискнул просить у нее помощи, говорили, что бабка Малаша никому не отказывает, помогает и денег не берет, разве только калачик или пяток яиц от просителя примет, а зла от нее никому не было.
– Схожу к Меланье, – решила няня, – вареньица ей снесу и скажу: «Не взыщи, матушка, что беспокою, но только молодую хозяйку, внучку твоей барыни покойной, совсем морок проклятый замучил. Помоги бедной вдовице, матушка, не отказывай! » Авось придет, заговорит дом-то!
Слушая няню, я не могла отделаться от ощущения, что оказалась в сказке, только сказка эта немного страшная.
Сидя в Москве в своей квартире на Арбате и наслаждаясь всеми благами цивилизации, я и представить не могла, что стоит отъехать на какие-нибудь сто верст, и меня окружит нечто древнее, отдающее глубоким Средневековьем. Прямо Берендеево царство!
Надо же, идет второе десятилетие XX века, через какие-нибудь восемьдесят пять лет новое тысячелетие начнется, а мы тут при свечах будем ведовскими заговорами заклинать старую усадьбу, чтобы не впускала под свои своды нежить!
Ой, надо поскорее заняться практическими делами, пока я окончательно не переселилась в некий астральный мир. Бытовые проблемы обычно хорошо отвлекают от сверхъестественных. Да и Аню не стоит оставлять одну в этом «зачарованном» месте. Ее тоже лучше бы отвлечь на приземленные темы…
– Анечка, ты хотела мне помочь в делах гиреевской лечебницы, – напомнила я. – Давай-ка сходим вместе в Гиреево, посмотрим, все ли там идет как надо. Я ведь обещала Варваре Филипповне следить за порядком в ее санатории. Прогуляемся заодно, подышим лесным воздухом…
– Ты что, хочешь пойти пешком
– А что? Тут напрямик до Гиреево совсем близко, и погода сегодня чудесная.
– Леля, ради бога, только не по лесной дороге, умоляю тебя! Лучше поедем на лошади по большаку – там хоть люди нет-нет и встречаются, все-таки не так страшно будет. Пешком по лесу я ни за что не пойду!
Я не стала ничего возражать – жизнь в Привольном хоть кому испортит нервы, неудивительно, что Аня стала такой пугливой.
В каретном сарае нашлась какая-то древняя коляска (наверняка помнившая покойного графа-славянофила кудрявым мальчиком), в эту колымагу запрягли не менее древнюю кобылу, настоящего одра, давно мечтавшего о покое, и призвали откуда-то старичка в армяке, с большим трудом взгромоздившегося на высокие козлы.
Пока нам готовили экипаж, я решила сделать еще одно небольшое и ни к чему не обязывающее дельце – снова опустить руку в вазон, украшавший крыльцо, чтобы проверить, не прибавилось ли в нем чего-либо новенького.
Странно было надеяться, что, например, пропавший ключ от двери вернется туда сам собой, но все же… Все же… Мало ли!
И мне удалось-таки нащупать в вазоне с нимфами кое-что кроме засохших листьев и мелкого сора.
– Леля, что ты там хочешь найти? – поинтересовалась Аня. – Неужели что-нибудь интересное?
– Да, именно интересное. И, кажется, уже нашла. Вот, смотри-ка!
В моих пальцах был зажат окурок дорогой папиросы с золотой полоской по мундштуку.
– Фу, какая гадость! – скривилась Аня.
– Гадость, конечно. Но бумага совсем свежая, не пожелтела и не отсырела. Могу тебе сказать одно – когда вчера ночью я проверяла, на месте запасной ключ от входной двери или нет, этой гадости здесь еще не было.
– Ну, может быть, тот офицер, что предлагал нам ночью помощь, кинул сюда окурок, – предположила Аня. – Он ведь проводил нас до дома и постоял у крыльца. А ведь мусорить у чужого порога не очень-то благородно.
– Без сомнения, – согласилась я. – Но только господин поручик не курил, когда провожал нас от старых ворот до крыльца (выдыхать дамам в лицо табачный дым было бы столь же неблагородно). А распрощавшись, он сразу же отправился восвояси и ушел от твоего дома прочь. Стало быть, окурок кинул сюда кто-то иной…
– И кто же это был? – испуганно спросила Аня.
– Пока не знаю, к сожалению. Либо некто ночью шлялся с папиросой вокруг твоего дома и даже поднимался на крыльцо, либо это наш миляга призрак, что проскользнул в дверь, побаловался напоследок табачком и оставил вещественный след своего пребывания. И тот и другой вариант мне совершенно не нравится, – подвела я итог, усаживаясь в коляску. – Тем более для призрака курение – слишком уж экстравагантная привычка.
Седой возница тронул вожжи, и мы покатили по разбитой проселочной дороге с двумя глубокими ухабистыми колеями. За нами немедленно устремилась свора бродячих собак, ошалевших от счастья, что появился такой прекрасный объект для облаивания. С этим исступленным эскортом мы и двинулись от привольнинского парка в сторону проезжего тракта.