Тайна царствия
Шрифт:
Прокуратор побледнел от гнева и едва не швырнул на пол кубок с вином, который держал в руке, однако вовремя одумался и понял, что разбивать столь дорогой предмет бесполезно. Не без усилия ему удалось взять себя в руки, и он по очереди осмотрел нас.
– Я верю лишь тому, что вижу собственными глазами, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие. – А я не заметил никакого чуда, впрочем, как и Ирод, приказавший ему продемонстрировать свою силу. Вся эта история приняла политическую окраску, и мне не оставалось ничего другого, как вынести ему смертный приговор. Если посмотреть на дело с чисто юридической стороны, то я к этому не причастен: я всего лишь
– А подвод питьевой воды в Иерусалим? – подковырнула Клавдия, – Разве это не было твоим грандиозным замыслом? Предметом твоей гордости? Первым памятником твоему правлению? Ты успел даже сделать план акведука и расчеты разности высот.
– Я не могу идти воровать средства на его построение в храме! – вскричал прокуратор. – Если они не желают понять собственную выгоду, это их проблема, а не моя!
– Нет, дорогой мой господин, – с иронией продолжала Клавдия, – на протяжении всех этих лет иудеи заставляли тебя преклоняться перед ними вне зависимости от того, было ли рассматриваемое дело большим или малым! Но в этот раз, в этом единственном случае, у тебя была возможность доказать, что ты – настоящий мужчина и постоять за справедливость. Однако ты не внял моим словам, когда я говорила тебе не посылать на смерть невинного.
Желая спасти положение, Аденабар вмешался, как бы шутя: – Если проект постройки акведука и сорвался, то это случилось только из-за упрямства иерусалимских женщин! Для них единственная возможность собраться вместе и поболтать – это сходить за водой к источнику, и чем их путь длиннее, тем больше у них возможности посплетничать.
– Иерусалимские женщины не так глупы, как вы себе это воображаете, – живо возразила Клавдия. – Если бы все не происходило так быстро, так неожиданно, так незаконно и вероломно! Если бы его собственный ученик не продал его синедриону, он никогда не был бы приговорен к смерти! Если бы у тебя хватило смелости перенести решение по его делу на время после Пасхи, все было бы по-другому. На его стороне был плебс и те, кто называли себя кроткими и надеялись попасть в его царство. А их больше, чем ты можешь себе представить: ведь приходил же один из членов Высшего Совета с просьбой разрешить похоронить его тело в собственном саду. Мне известно многое такое, о чем ты даже не догадываешься, чего не знают многие из его последователей. Но теперь уже слишком поздно 1. Ты погубил его!
В знак отчаяния Понтий Пилат воздел обе руки к небу и призвал на помощь римских богов и императорский гений, – Если бы я отказался его распять, они обратились бы в Рим и обвинили бы меня в недружественной по отношению к императору политике. О Клавдия, я тебе уже запрещал посещать этих экзальтированных женщин! Их одержимость и так способствует нарастанию волнений! А вы, о римляне, я обращаюсь к вам! Как бы вы поступили на моем месте? Разве вы стали бы рисковать собственным положением и возложенной на вас задачей ради одного иудея, который вносит сумятицу в души религиозно настроенных иудеев?
Комендант крепости наконец решился вступить в разговор.
– Иудей – это всего лишь иудей, и ничего больше! – сказал он – И потом, они все соглядатаи! Кнут, пика и крест – вот единственные политические аргументы, позволяющие держать их в руках!
– Когда он умер, земля вздрогнула, – пробормотал Аденабар, – и я уверен, что он в самом деле Сын Божий. Однако ты не мог поступить иначе, и теперь его больше нет, он никогда не вернется.
– Мне хотелось бы побольше узнать о его царстве, – осмелился вставить я.
Клавдия посмотрела на нас расширившимися глазами.
– А если бы он вернулся? – спросила она. – Что бы вы стали делать?
При этом в ее голосе прозвучало столько уверенности, что у меня по коже пробежали мурашки; мне пришлось сделать над собой усилие, дабы вспомнить, что я собственными глазами видел как Иисус умер на кресте.
Понтий Пилат сочувственно посмотрел на нее и заговорил так как говорят с душевнобольными:
– Пусть возвращается, дорогая, я ничего не имею против! Мы об этом еще поговорим.
В зал бесшумно вошел слуга и вызвал секретаря прокуратора.
– Через несколько минут у нас будут свежие новости, – облегченно вздохнул Пилат – Не будем больше говорить об этом неприятном деле!
Трапеза завершилась в атмосфере глухого раздражения. Со стола убрали, и мы вернулись к вину. Чтобы развлечь женщин, я напевал модные александрийские песни, затем Аденабар удивительно приятным голосом спел легкий куплет, придуманный солдатами двенадцатого легиона. Вскоре вернулся секретарь, и чтобы продемонстрировать нам полное доверие, Понтий Пилат позволил ему доложить при нас о том, что ему удалось узнать. Из этого я сделал вывод: нанятые римлянами шпионы каждую ночь приходили в крепость для доклада.
– Землетрясение вызвало большую панику: в храме занавес разорвался сверху донизу – начал секретарь – Человек, предавший назаретянина, вернулся сегодня к священникам и швырнул им в лицо тридцать сребреников, которые те ему заплатили. Первосвященник пребывает в небывалой ярости, потому что два члена синедриона, Иосиф и Никодим, сняли тело Иисуса с креста и захоронили его в могиле, вырытой в скале неподалеку от места казни; а Никодим, кроме савана, достал сто фунтов смеси мира и алоэ, чтобы произвести достойное погребение.
В остальном горожане по обычаю мирно празднуют наступление Пасхи, а ученики Иисуса волшебным образом исчезли. Синедриону удалось внести спокойствие в умы, объявив: «Пусть лучше погибнет один человек, чем весь народ!» Во всяком случае, о назаретянине никто больше не вспоминает. Я бы сказал, что суеверное уважение, которое он внушал людям, было перечеркнуто его позорной смертью безо всяких чудес.
Скриба посмотрел на нас, прокашлялся, попытался изобразить улыбку и, наконец, решился продолжить:
– Существует еще одна вещь, о которой не хотелось бы говорить, однако мне стало об этом известно из двух совершенно различных источников: Иисус якобы угрожал на третий день воскреснуть. Не знаю, откуда исходят подобные слухи, но только первосвященник, которому они тоже хорошо известны, ищет способ предупредить подобное событие.
– А что я говорила? – победоносным голосом воскликнула Клавдия.
– Естественно, это не значит, что он верит в это воскрешение больше остальных, – поспешил добавить скриба – Однако вполне возможно, что его ученики способны выкрасть тело, чтобы затем мистифицировать простых людей. Вот почему священники и члены синедриона сходят с ума от ярости – ведь труп не был сожжен на свалке вместе с двумя другими.