Тайна Черного дома
Шрифт:
Лука наплевал на официальную диссертацию и прокорпел на кафедре еще четыре года. Но необходимый стимулятор в конце концов был создан.
…До трех золотых монет, с которых началась наша история, оставалось два года. Методом проб и ошибок величина аппарата была доведена Лукой до средних размеров пуговицы. А кое-кто, скажем так, из Центра космических полетов помог ему добыть микробатарейки, обеспечивающие стимулятору работу на несколько лет. Оставалось только эту штуку вживить. И для этого ему необходимо было куда-то исчезнуть,
В конце концов у него образовались самые неформальные отношения с некоей Софьей Львовной, дамой несколько медведеподобной, а также излишне решительной, как почти все хирургессы. Пожалуй, как честному человеку, Луке следовало бы на ней жениться. Но это абсолютно не входило в его планы.
И вот наступила, как говорят, пора решительных действий.
— Сонечка! — вкрадчиво проговорил Лука, не выпуская женщину из объятий. В густом ночном сумраке глаза его блестели, как у черного котяры. — У меня к тебе очень необычная просьба…
— Все, что хочешь… — ответила женщина, задыхаясь.
— Ты у меня такая умелица, ты у меня такая… золотая ручка. Ты должна мне вот здесь… вшить кое-что. Нет-нет, это не то, что ты думаешь, — с алкоголем у нас все в порядке. Это нужно для того… короче, я любить тебя буду в десять раз сильнее. И не спрашивай больше ни о чем!..
Соня была вполне довольна мужскими способностями Луки, но, прикинув что-то себе на уме, на всякий случай согласилась.
С гигантским сомнением осмотрела она аппарат, который предстояло вшить в брюхо, не раз ею целованное. Но она была человеком слова и, когда закончился рабочий день, провела Луку в операционную. Излишне догадливая дежурная сестра решила, что они туда нырнули для вполне определенных целей.
Операция была несложной, хотя и требовала точности. Аппарат должен был лечь строго в определенное место — на чакру. Туда, куда мы по некультурности своей норовим друг другу садануть во время драки: целься под дых, и противник твой сразу будет повержен. Вот туда и надо было зашить аппарат…
Софья Львовна оказалась воистину мастером своего ремесла и буквально через сутки — другие Лука был на ногах. Дождавшись, когда она уйдет в клинику, он достал из шкатулки ее золотую цепочку с кулоном в форме сердечка и безжалостно вышвырнул в окно. И сразу нажал на то место, где затаился подкожный стимулятор. Потом подождал, когда утихнет боль еще не совсем зажившей операционной раны, и вышел во двор.
Принюхался… В мире напрочь отсутствовали какие-либо запахи, кроме тягучего, показалось ему, густо-оранжевого крепкого духа. И понять нельзя было, приятен или неприятен этот дух-запах, главное, он манил к себе, притягивал, как легкую железную стружку тянет к себе магнит. Для того чтобы обнаружить цепочку, Луке потребовалось меньше минуты, хотя и лежала она в густой пыльной траве.
В тот же день, собрав пожитки, он покинул город. Уехал навсегда, не отлюбив свою благодетельницу в последний раз. Не потому, что был неблагодарным, а потому, что боялся разбередить швы.
Немало времени потребовалось Луке, чтобы определиться с интенсивностью, силой запаха, чтобы отличать аромат золотых пылинок или каких-нибудь цепочек и перстеньков от запаха Большого Золота. Как известно, тренировки делают мастеров, поэтому пришлось ему несколько раз наведаться в Грановитую палату. Дежурные в залах музея стали обращать на него внимание. Впрочем, это могло ему лишь показаться.
Единственным недостатком действия прибора было то, что после его работы Лука впадал в страшнейшую депрессию. Но и с ней он постепенно научился бороться. Спасало снотворное, пара таблеток — и наутро снова в порядке. Пора было начинать планомерный поиск.
Велика инерция человеческой доверчивости. И Лука пошел поначалу на поводу у приключенческой литературы с описанием таинственных склепов, чердаков и подполий в графских старинных имениях. Он побывал на Немецком кладбище, где, к слову сказать, покоились его дедушки и бабушки, а теперь уже и родители, не оставившие ему никакого мало-мальски ощутимого наследства. Все, что осталось, он прожил, с кафедры давно уволился, и теперь обстоятельства его, что называется, подпирали, ему не на что было жить. Надежда была только на дивиденды со всего того, что вложил он в свое детище.
С Немецкого кладбища он возвращался в крайне мрачном настроении. Ничем приличным в старом некрополе не пахло, и день был потерян. Расстроился Лука настолько, что даже аппарат забыл выключить, и он продолжал работать вхолостую. Он лениво брел от «Октябрьской». Шаболовка была тиха в этот час, и запахи малого золота не тревожили его. Обладательницы цепочек, колец и кулонов уже лежали в койках и на сон грядущий занимались любовью со своими счастливыми избранниками. Будто бездомный пес по пустынной улице шел одинокий Лука — вынюхивал…
И вдруг! Он даже остановился от неожиданности. Запах доносился издалека, но очень явственно, мощно. Лука свернул на улицу Шухова, ускорил шаг. Тянуло откуда-то со стороны Мытной и Люсиновки. Бежевый, золотистый запах усиливался, густел. Сокращая путь, Лука пересек темный двор и оказался на Люсиновской улице. Она была тоже пустынна, лишь редкие машины проносились, мигая огнями и дымя, точно грешные души в преисподнюю. Место, куда его вынесло, было ему хорошо знакомо. Перед ним был небольшой, но довольно толковый магазин «Консервы».
Лука шагнул к витрине и замер. Запах исходил из переполненной мусором урны. Пересиливая отвращение, Лука запустил в нее руку. Мимо тащилась враскачку лохматая пьяная баба. Неуклюже обходя Луку, вздохнула протяжно: «сердешны-ый»… И, икнув, свернула в подворотню. А пальцы Луки в этот момент наткнулись на что-то холодное, скользкое, он вытащил это «что-то», не глядя, сунул в карман, а рука машинально сама потянулась вниз, в зловонную темную пасть. Безошибочно, словно знал, где взять, он ухватил нечто гладкое, приятное на ощупь и довольно весомое…