Тайна черного ящика
Шрифт:
Игорек с Кавээном купили у нас в управлении «Балтику» в буфете, и мы поехали. Я думала, мне придется работать непосредственно по своей специальности – экстремального психолога: уговаривать этого шантажиста не прыгать, а слезть со шпиля, но мне не пришлось с ним даже словом обмолвиться. Все сделал Кавээн. Он поднялся на крышу к самому основанию шпиля, поговорил о чем-то с этим человеком и спустился опять к нам.
Оказалось, тот и в самом деле просто хочет пива и больше не требует ничего. Как только ему дадут спокойно выпить
С помощью длинного шеста мужчине передали сначала пиво, потом открывалку, потом приняли, одну за другой, пустые бутылки – кидать их вниз он постеснялся. Потом мужчина попытался слезть сам, чуть не сорвался и испугался. Он начал кричать, совсем как небезызвестный отец Федор: «Снимите меня отсюда!»
Кавээн с третьей попытки взобрался-таки к нему и, обвязав его веревкой, спустил вниз. Врач осмотрел его и посоветовал показать специалистам из известной в Тарасове клиники профессора Тулупова, крупного специалиста по душевным болезням.
Таким образом, Игорек с Кавээном никак не могли приехать к Григорию Абрамовичу на нашем «уазике», они сейчас были заняты.
«Кто бы это мог быть?» – ломала я голову, поднимаясь на второй этаж к палате Григория Абрамовича.
Знакомый бас помог мне найти ответ прежде, чем я открыла дверь. Конечно же! Этот голос мог принадлежать только генерал-майору МЧС Менделееву, заместителю Министра, старому другу Григория Абрамовича! Тому самому Менделееву, с которым мы совсем недавно пережили немало опасных и трудных минут сначала на дне Каспийского моря, а затем в Иране, в руках лейтенанта тайной полиции Мазаранда.
Я открыла дверь палаты и остановилась, пораженная открывшейся мне картиной.
Менделеев стоял у окна и открывал бутылку шампанского, а рядом с кроватью Григория Абрамовича стоял еще один его старый товарищ, тоже из Первых Спасателей, с которых вообще все МЧС начиналось, – генерал Чугунков, мой непосредственный начальник, руководитель министерской контрразведки и службы внутренней безопасности. Он держал в руках пустой бокал и смотрел, как очень симпатичная женщина лет сорока пяти, склонившись над Григорием Абрамовичем и выгнув спину, словно кошка, целует его в щеку.
Я тут же поняла, что это и есть та самая Елена Вениаминовна Крупнова, начальник финансового управления нашего министерства, о которой я уже не раз слышала от Григория Абрамовича. Она тоже была в МЧС с самого начала и входила в высшее руководство нашего министерства.
Как ни странно, она первой меня заметила из всех присутствующих в палате. Оторвавшись от Григория Абрамовича, она посмотрела на меня, повернув голову немного набок, и сказала, сделав шаг мне навстречу:
– А вот и Оля, о которой я столько уже слышала восхищенных слов от моих мужчин! Здравствуй, поросль молодая, незнакомая!
Слова «от моих мужчин»
Во-первых, я никогда не претендовала серьезно на этих мужчин, хотя испытываю к ним иногда вполне определенные чувства, нечто вроде психологической близости. Но это только высоко характеризует их мужские качества, и не больше того. А во-вторых, если не помнишь точно, как у Пушкина сказано, лучше вообще не цитировать.
А слово «поросль» вообще мне слух резануло. Это я, что ли, «поросль» какая-то? Я, между прочим, конкретная живая женщина, а не абстрактная поросль! Терпеть не могу, когда меня вот так обобщают и растворяют в общей безликой массе.
– Здравствуйте, ребята! – произнесла я «дедморозовскую» фразу, а эти седоватые уже мужики и впрямь начали суетиться вокруг меня, как пацаны.
Меня усадили на стул рядом с Григорием Абрамовичем, вручили бокал с шампанским, и Чугунков сказал, что, используя служебное положение в личных целях, приказывает мне сейчас же, при них, поздравить Григория Абрамовича, а также достать свой подарок и вручить его юбиляру. Все внимание было приковано теперь ко мне, Крупнова сразу же отошла на второй, даже третий, план.
– Не знаю, Григорий Абрамович, – сказала я, – какие слова сказать, чтобы вы поняли, как я вас люблю… Скажу только, что, если бы вы предложили мне выйти за вас замуж, я бы согласилась.
Тут я вздохнула и продолжила:
– Но я точно знаю, что вы никогда этого не сделаете, и потому мне грустно. Совсем как вот этой собаке, ждущей друга.
С этими словами я достала из пакета рамку с Севкиным рисунком, молоток и гвоздь.
– Смотри-ка, – пробасил Менделеев, – как похожа на Гришу!
Он имел в виду, конечно, собаку на Севкином рисунке, а не меня. Я пригляделась к собачьей морде и с удивлением обнаружила, что она и впрямь очень похожа на Григория Абрамовича.
Смущенная, я поправила одеяло на его груди и, погладив по его шершавой щеке, сказала:
– А я очень люблю собак.
Григорий Абрамович хотел что-то сказать, но губы его слушались еще плохо, и он только посмотрел на меня грустным взглядом, отчего стал очень похож на нарисованный Севкой «портрет» пса.
– Ну, знаете, сравнивать Гришу с какой-то дворнягой! – слишком громко, чтобы не быть услышанной другими, пробормотала, как бы «про себя», Крупнова.
Менделеев тут же подхватил ее под руку и отвел к окну, что-то рокоча вполголоса своим басом, а меня взял за локоть Чугунков и тоже заставил сделать пару шагов, но в другую сторону от Григория Абрамовича.
«Как боксеров на ринге развели!» – фыркнула я про себя.
– Не хочу, чтобы Гриша слышал наш с тобой разговор, – сказал мне Константин Иванович и посмотрел мне в глаза очень внимательно и пристально. – Надеюсь, ты умеешь собираться быстро?