Тайна черного ящика
Шрифт:
Я не могу теперь вспомнить, сколько трещин пришлось мне преодолеть таким образом и сколько на это ушло времени. Я знала только, что ноги мои разбиты в кровь, и, когда я наступаю на камни, за мной остается кровавый след.
Но трещины кончились. Я шла еще какое-то время, уже почти в полной темноте, рискуя свалиться в не замеченную мною трещину. Но ничего не случилось.
Окончательно выбившись из сил, я просто упала на камни и, несмотря на ночной холод, заснула, подложив под голову разбитые тоже до крови руки…
Глава шестая
Проснулась я от
Надо мной стояли двое солдат, и один из них тыкал мне в плечо стволом автомата. В глаза мне светило яркое солнце, и я не могла как следует их рассмотреть.
Один из них сказал что-то другому на незнакомом мне языке, и сердце, забившееся было во мне от вида яркого горного солнца, вновь чуть было не остановилось.
– О! – простонала я. – Опять Иран!
Солдат засмеялся, и я возненавидела его всей душой.
– Э, жэнщина! Да ты живой! Что плачэшь? – вдруг сказал он по-русски с сильным акцентом.
Сердце вновь застучало во мне сильно и равномерно.
– Где я? – спросила я его плохо слушающимся языком. – Ради бога, скажите, где я?
– Как гдэ? – удивился он. – В горах!
– В каких горах! – начала я на него злиться. – Ты скажи, где я? И вы – откуда?
– Смэшной жэнщин! – сказал солдат. – В каких горах! В Тальшких горах. А мы из Лерика, с заставы. Только вот тэбя мы нэ видели, хотя давно тут на посту стоим.
Он махнул рукой куда-то на север.
– Ты откуда взялся?
– Я из Ирана! С юга пришла, – еле выдавила я из себя. – Там…
И показала рукой за свою спину.
– Э-э! – укоризненно покачал головой солдат. – Какой смэшной женщин! Там нельзя пройти! Там дороги нэт! Там никто нэ ходит. Только козы!
Он приставил к своему лбу два растопыренных пальца, изображая козу.
– Сам ты – козел! – пробормотала я и провалилась в безразличное состояние, когда не хочется ни двигаться, ни говорить, даже дышать и то приходится себя заставлять. Мне стало совершенно безразлично, что со мной будет дальше. Одно я поняла четко – из Ирана я выбралась. Остальное меня в данный момент не интересовало.
Солдаты подняли меня и поставили на ноги. Я застонала и, поджав ноги, повисла у них на плечах. Тот, что со мной разговаривал, выругался и что-то сказал своему товарищу, я не поняла – что.
Меня снова положили на камни, первый солдат ушел, а второй остался со мной. Он сидел рядом, изредка поглядывая на меня с удивлением и качая головой.
«Он сказал – Лерик? – вспомнила я. – Что это за Лерик?»
– Слушай, – спросила я солдата, сидящего рядом. – Где этот ваш Лерик находится?
– Лерик? – переспросил он. – Лерик там!
И махнул рукой куда-то на север.
«Вот черт! – подумала я с досадой. – Что за бестолковый мужик!»
– Ну, начальник ваш где находится? Генерал? – опять спросила я.
– Генерал в Ленкорань сидит, – сказал солдат. – А самый большой генерал – в Баку!
«Фу! – вздохнула я. – Азербайджан!»
Остальное я помню плохо. Кажется, меня несли по каким-то камням на носилках, и чей-то знакомый голос ругался на незнакомом мне языке. Потом меня куда-то везли на машине, и мне прямо в глаза светило ослепительное солнце, а я все пыталась и не могла себя заставить попросить кого-нибудь, чтобы его убрали. Потом помню ровный потолок, который я совершенно бездумно рассматривала. Здесь я и начала понемногу приходить в себя.
«Что это такое со мной было? – думала я. – Я много рассуждала о резервах человеческой психики, но ни разу не испытывала на себе ничего, что можно было бы назвать психофизиологической мобилизацией организма в экстремальной ситуации, о чем написала целую диссертацию. Ну, что? Довольна? Твои теоретические выводы полностью подтверждены на практике тобой самой. Об этом, правда, не напишешь научную статью, но признайся, это тебе теперь и не интересно. Практика, которую ты только что пережила, гораздо интереснее и важнее любой оторванной от жизни науки. Ты правильный сделала выбор, когда тебе предлагали остаться в научно-исследовательском институте, который писал внешний отзыв на твою диссертацию. Отказалась и теперь, по-моему, нисколько не жалеешь. Давай-ка скорее приходи в норму, цель-то еще не достигнута, это только так, промежуточный финиш…»
Мне принесли завтрак, который меня очень удивил и сильно порадовал. Фрукты, восточные сладости и стакан очень вкусного молока. Завтрак принесла очень симпатичная девушка, лицо которой наполовину было завязано платком, а то, наверное, я назвала бы ее просто красавицей.
Мои попытки с ней заговорить никакого результата не дали, но через полчаса после завтрака ко мне заявился какой-то тип в очках и потертом пиджаке, очень похожий на бухгалтера. Он уселся рядом с моей постелью и начал задавать мне совершенно идиотские вопросы – хорошо ли я себя чувствую, могу ли я ходить, не болит ли у меня голова и прочую чушь.
На первый вопрос я ответила, что вполне сносно, на последний – что с головой у меня все в порядке, а вот второй из его вопросов меня просто разозлил. Я лежу совершенно, как я обнаружила вскоре после пробуждения, голая под простыней, а он меня спрашивает, могу ли я ходить! Ну, просто наглец какой-то!
– Ходить? – переспросила я его. – Не знаю. Сейчас попробую.
Он и глазом не успел моргнуть, как я сбросила с себя простыню и встала с кровати. Он тоже вскочил, но тут я пошатнулась, так как разбитые ноги еще не привыкли твердо меня на себе держать, и я упала прямо ему на грудь. Он подхватил меня, покраснев, как стручок горького перца, осторожно высвободил свой нос из-под моих грудей и помог мне лечь в постель, затем аккуратно прикрыл меня простыней и мгновенно исчез.
Но вместо него появился мужчина в белом халате с закатанными до локтей рукавами и небрежно надетой набекрень белой беретке. Именно таким я себе и представляла опытных, знающих свое дело хирургов. Он откинул простыню с моих ног, взял в руки одну ступню, потом вторую, что-то помурлыкал в свои пышные усы и сказал мне:
– Это – ерунда! Через три часа будешь сама ходить!
Я, честно говоря, ему не поверила, но, когда следом за ним появилась все та же симпатичная девушка с платком на лице и, улыбаясь мне глазами, начала мазать мои ступни и пальцы на ногах какой-то мазью, я сразу же почувствовала, что он не соврал.