Тайна чертова камня
Шрифт:
– Так если я про смерть сына вашего спрошу, вы поверите, что не из пустого любопытства интересуюсь? – с ходу бухнула Надежда.
Семен отшатнулся как от ожога, сжал зубы, потом встретил твердый взгляд Надежды.
– Зачем тебе это?
– А вот зачем. – Она протянула ему листок, где с одной стороны в столбик были выписаны фамилии жертв, а с другой стороны – географические названия.
– Чегой-то… – Дед прищурился. – Сама читай, я без очков…
Надежда оглянулась на Люську, которая, сгорая от любопытства,
Старик быстро уразумел суть, но после этого долго думал. Присмиревшая Найда жалась к его ногам.
– Проводите меня туда! – взмолилась Надежда. – Там, на месте, все поймем! Знаю ведь, что не просто так вы по лесу ходите, не потащили бы собаку в старые доты, если бы нужды не было!
Дед Семен блеснул глазами.
– Идем! – решительно сказал он. – Собирайся, а я ружье возьму!
– Надь, ты куда это? – вскинулась во дворе Люська.
– Отвали! – Надежда решительно отодвинула ее в сторону.
– Клавочка, одевайся теплее, – сказала с крыльца старуха, – в лесу сыро…
С самого детства он чувствовал в себе что-то особенное. Чувствовал, что он – не такой, как все остальные. Его одноклассники дрались на переменках, курили под лестницей, играли в футбол на школьном дворе, а он прислушивался к голосам, которые нашептывали ему, что перед ним – необыкновенная, особенная судьба, что его ждет высокая цель… вот только постоянные головные боли мучили его все сильнее и сильнее. Но он верил, что это – тоже признак его особенности. Он читал, что многие великие люди страдали такими же головными болями и даже эпилептическими припадками.
Одноклассники замечали его странности и несколько раз колотили после уроков. Однако он умел дать сдачи. Во время драки он приходил в какое-то особенное состояние – не чувствуя боли, не различая перед собой лиц, молотил кулаками все, что оказывалось на его пути…
Его стали бояться, бояться и избегать.
Это его вполне устраивало – люди ему не нравились. Он не любил их и презирал за мелочную суетливость. Они сновали вокруг него, как муравьи вокруг разоренного муравейника, гнались за ничтожными благами, лгали и изворачивались.
Женщины его никогда не интересовали, мужчин он ненавидел.
Обществу людей он предпочитал книги – особенно исторические. Особенно книги о выдающихся полководцах, правителях и других людях великой судьбы. К историческим книгам приучила его учительница Аглая Васильевна, а потом уж он сам пропадал в читалке знаменитой Выборгской библиотеки.
Эта библиотека, построенная до войны всемирно известным финским архитектором Алваром Аалто, самой своей строгой, лаконичной красотой успокаивала его, внушала уверенность в своей избранности, своем особом предназначении.
Однако головные боли становились все сильнее
В армию его не призвали по состоянию здоровья. Поступить в институт он не смог – во время подготовки к экзаменам боли становились просто невыносимыми, и пришлось отложить учебники.
Однако его легко приняли в библиотечный техникум. Конкурса там почти не было, а мужчин на курсе можно было вообще пересчитать по пальцам.
И он понял, что это – судьба.
Окончив техникум, он устроился на работу в ту самую Выборгскую библиотеку.
Он не любил работать на абонементе, потому что там нужно было общаться с людьми, разговаривать с ними, отвечать на глупейшие вопросы. Гораздо больше ему нравилось книгохранилище. Ему нравились царящие там покой и тишина, запах старой бумаги, пыли и типографской краски. Он наводил там порядок, возился с картотеками и каталогами, подклеивал и чинил поврежденные переплеты и читал, читал…
И вот в один прекрасный день – действительно прекрасный день, изменивший всю его судьбу, – он прочел небольшую довоенную брошюру, напечатанную в Хельсинки по-русски.
Из нее он узнал о путешествии Карла Маннергейма в Центральную Азию и Китай и о том удивительном предмете, который будущий президент Финляндской республики получил в подарок от далай-ламы.
Там была и фотография этой вещи.
Он сидел, не сводя глаз с блеклого, выцветшего черно-белого снимка, и в его душе творилось что-то необыкновенное.
Узоры на этом удивительном предмете словно затягивали его душу в глубокую воронку, вели ее по таинственным дорогам к самому центру мироздания. Он испытал восторг полета, восторг недостижимой свободы, к какой стремился всю свою жизнь.
Пели серебряными голосами фанфары, звенели колокола, благоухали цветы райского сада.
Он понял: вот она, его великая цель.
Если даже скверный снимок так прекрасен, то что же тогда говорить о самой вещи?
Он начал собирать все материалы о Маннергейме. Для этого, несмотря на головную боль, он выучил финский язык. И всюду, в каждой книге, в каждой газетной публикации он отыскивал малейшие упоминания об этом предмете. И вскоре понял, что такие упоминания встречаются только в предвоенные годы. Маннергейм всюду возил эту вещь с собой, видимо, считая ее своим талисманом.
После войны она больше нигде не упоминалась.
Он впал в отчаяние. Неужели великая цель только подразнила его, чтобы исчезнуть без следа? К тому же и головные боли становились просто невыносимыми.
Но как-то он в короткий момент передышки вспомнил о своей избранности, о том, что он отличается от прочих людей, – и устыдился. Если судьба избрала его, она позаботится о том, чтобы довести дело до конца. Нужно только верить.
И его вера принесла плоды.
Совершенно случайно ему в руки попало письмо из Австралии.