Тайна древнего саркофага
Шрифт:
– Кажется, именно здесь нет никаких трудностей, – приподнял уголки губ в легкой улыбке доктор. – Еще пять минут назад это сокровище видело у крыльца.
– Я же говорила, что он сообразительный! – воскликнула Мура. – Он чувствует, когда в нем есть необходимость. Недаром он совершил подвиг.
Петя Родосский, оставив недоеденным очередной кусок торта на блюдечке, подошел к открытому окну и выглянул наружу. Раздалось приглушенное рычание.
– Сидит, дожидается. – Белобрысый студент оправил тужурку и сложил крест-накрест руки на груди.
– Не хочется приваживать его к дому. – Николай Николаевич вопросительно взглянул на супругу. – Привыкнет, а что потом с ним делать? Не везти же дворнягу осенью с собой на городскую квартиру? Знаю я вас, начнете слезы лить, уговаривать.
– Папа, – Брунгильда постаралась вложить в свои слова всю убедительность, – мы торжественно обещаем, что не будем брать пса в город. Правда, Мурочка?
– А может, его определить в наше спортивное конькобежное общество на зиму? Пусть сторожит инвентарь, – предложил Прынцаев, робко поглядывая на Брунгильду.
– Без злой собаки наши фотографии вмиг появятся во всех журналах, – продолжила, благосклонно кивнув Прынцаеву, Брунгильда. – Разве это нам надо? Начнут бегать на мои концерты, смотреть на ту, возле дачи которой застрелился молодой офицер. Начнут пальцем показывать на улицах. Я не хочу такой славы.
– Позвольте высказать мое мнение, – раздался низкий голос Сантамери. – Решение привлечь собаку к охране участка – решение правильное. Не думаю, что ажиотаж продлится все лето. Максимум несколько дней – пока не случится какое-нибудь другое преступление, на которое журналисты слетятся, как стервятники.
– Месье Сантамери прав, дорогой, – ответила поглядывающему на нее супругу Елизавета Викентьевна, – хотя слово «стервятник» странно звучит в его устах.
– В самом деле, граф, – заинтересовался Прынцаев – откуда вы так хорошо знаете русский язык?
– Моя маленькая тайна, – улыбнулся Рене и добавил:
– Шучу-шучу. Но я уже объяснял: просто я много имел дел с русскими торговцами.
– Шутки шутками, но ситуация серьезная, – подвел черту профессор. – Итак, собаку оставляем. Надо придумать, как посадить ее на цепь. Так, чтобы она не убежала отсюда хотя бы несколько дней. Операцию по отмывке и удержанию собаки поручаю тебе, Мура, коли уж она тебя слушается. Глаша поможет. Может быть, и Клим Кириллович не откажется принять участие в этом деле. И процедите хорошенько дезинфекцию.
– Разумеется, не откажусь. – Доктор взглянул на Муру. Она не возражала.
– А что же делать с вывесками о злой собаке? – спросила Елизавета Викентьевна.
– Для вывески нужны картон и краска, а их, наверное, в доме нет? – огорчилась Полина Тихоновна.
– Найти какой-нибудь краситель можно в любых условиях, – энергично произнес Николай Николаевич. – Я все-таки химик, не забывайте. Мы сейчас с господином Прынцаевым займемся краской. Остается раздобыть какой-нибудь кусок картона, фанеры или жести да несколько гвоздей.
– Позвольте, господин профессор, железки я возьму на себя! У меня есть кое-какие приспособления, – неожиданно для всех, слегка покраснев, но не меняя наполеоновской позы, многозначительным фальцетом произнес Петя Родосский.
– Если вас не затруднит, господин Родосский, – вежливо, но суховато ответствовал Муромцев. – На этом военный совет в Филях можно и завершить.
– Даже не верится, что завтра придется весь день сидеть дома и всего бояться. – Огромные голубые глаза Брунгильды наполнились слезами. – И за инструментом заниматься не смогу. А то газетчики напишут, что в доме царит веселье, когда еще кровь несчастного не высохла перед калиткой.
– Ничего, поиграй что-нибудь меланхоличное, а то и почитай что-нибудь в свое удовольствие. – Профессор встал.
– И помолимся, чтобы полиция здесь больше не появлялась, – добавила Полина Тихоновна.
– Вы думаете, что надо ждать полицию? – Елизавета Викентьевна побледнела.
– В наше время ничего нельзя исключать, – философски заметила Полина Тихоновна. – Мы ведь даже не знаем, что за человек самоубийца и почему он оказался именно здесь. Хотя объяснение есть – повышение температуры: большинство самоубийств совершается летом и весной. И чаще всего в низинах. – Она помолчала. – Карельский перешеек возвышенностью не назовешь. Впрочем, есть нечто и странное в этом самоубийстве: оно произошло вечером, а ведь, по статистике, чаще убивают себя от шести утра до полудня. – Полина Тихоновна взглянула на Клима Кирилловича, в надежде, что тот объяснит отмеченный ею феномен.
– Значит, наш случай по этим параметрам не относится к большинству. Скорее, он подтверждает исследования кильского профессора Геллера. Он пришел к выводу, что свыше половины самоубийств происходит от физического и душевного отравления спиртными напитками, – мрачно прокомментировал доктор.
Комментарий, однако, не помешал ему думать о своем: почему, почему он не говорит всем, что ему известна фамилия несчастного самоубийцы? Фамилия-то скоро перестанет быть тайной, но где искать невесту князя Салтыкова? И что делать с Псалтырью?
– Хорошо, что хоть провизии успели закупить, да господин студент помог керосин доставить. – Темноглазая аккуратная Глаша, доселе молчавшая, выделила самое главное в предстоящем затворничестве семьи.
– Я завтра утром съезжу на станцию и скуплю все газеты, – пообещал сорвавшийся со своего места Прынцаев, готовый немедленно устремиться в сарай, чуланчик, просто на улицу...
Окончательно определившись с планом спасения семейства Муромцевых от возможного нашествия настырных журналистов, хозяева и гости попробовали найти более приятные материи для беседы. Следовало, в конце концов, оценить и кулинарные способности барышень, изготовивших чудный клубничный торт. К удивлению Клима Кирилловича, ни Сантамери, ни Петя Родосский, ни Прынцаев, казалось, совсем не интересовались ни персоной усопшего, ни побудительными мотивами, заставившими уйти из жизни совсем молодого человека. Их явно больше интересовала Брунгильда и ее завтрашний меланхолический репертуар – каждый давал свой совет, что стоит играть.
– Милый Клим Кириллович, а что подскажете вы? – К досаде пылких советчиков, нежный взор Врунгильды устремился на доктора.
– Сыграйте похоронный марш Шопена, – выпалил от неожиданности доктор.
Брунгильда с удивлением посмотрела на него.
– Пожалуй, лучше что-нибудь из Сен-Санса. – Граф старался не смотреть на смутившегося доктора. И уже откланиваясь и не замечая свирепых взглядов Пети, Сантамери галантно заявил, поклонившись Брунгильде, что подобного торта он не пробовал даже в Париже.