Тайна Дюрка. Том 1
Шрифт:
– Ссора из-за несчастных девочек?! Между мачехой и ненавистным пасынком? Хотя все это я предвидел… Боги, зачем вы в такой час восстали против генерала Адада? Надо же такому случиться, что в стане врагов моего друга объявился и этот шакал со своим вонючим кланом?! – негодовал Абрам.
– Не убивайтесь, господин, все уляжется. Вы же умный, расчетливый человек! Не вам сомневаться в своих возможностях и в магии притяжения золота! – Амелия обняла хозяина за шею, поцеловала его в щеку. – Перед звоном ваших золотых монет, блеском драгоценных камней теряли голос и цари,
– Да, Амелия, мне ничего не жалко за жизнь этих прекрасных существ! Но, боюсь, наше золото не спасет генерала от мести царицы Семирамиды!
– К чему тревожиться раньше срока?! Даже самая буйная горная река, достигнув Аравийской пустыни, теряет свою мощь! – Амелия прильнула к груди хозяина, обнимая за шею горячими руками.
За «триумфальным шествием», проходящим мимо дома Абрама на площадь храма Ашшура, из своего укрытия следил и генерал Адад. Как бы ни загримировался генерал, Абрам с Амелией узнали его. Они тревожились, как бы царские шпионы не вычислили его.
Мимо окон дома Абрама продолжалось бесконечное шествие вереницы трумфаторов. Проезжали колесницы с изображением сцен покорения Иерусалима, Дамаска, пленения генералов, сановников царя Нина, с главным богом Ашшуром, богинями Иштар, Ашторет-Астартой, Набу.
Специальный отряд стражников царицы нес драгоценные вавилонские гобелены, золотую утварь Иерусалимского храма, модели судов и кораблей, взятых у неприятеля. В середине шествия, окруженная пятьюстами стражниками личной охраны, на золотой колеснице показалась царица Семирамида. Перед царицей толпа встала на колени, склонив головы. Замыкали шествие пленные, закованные в цепи. При движении на них звенели цепи, гремели деревянные кандалы, перекрывая возгласы окружающей толпы….
Один громадный воин, с черной бородой, у которого затек один глаз, оставшимся глазом с презрением осматривал враждебную толпу. Другой, голубоглазый, с тонкими, благородными чертами лица, негодовал, когда из толпы в свой адрес слышал сквернословие, его оплевывали, кидали тухлыми яйцами, гнилыми помидорами. Он дико озирался блуждающим взглядом. Желал с кем-либо схватиться, искал смерти от меча благородного офицера. Выражение его лица и глаз говорили о сердечных муках.
Вдруг одна женщина из толпы, подняв черепок, швырнула им в лицо офицера:
– Трус! Собака. Ты сдался этим шакалам! А еще себя называл офицером чести!
Этого унижения офицер не стерпел. Его голубые глаза зажглись презрительным огнем. Он грозно бросил ей в ответ:
– Я не трус! Я в каземате одной рукой задушил десятерых стражей царицы! А пятерых заколол в сражении – пятеро пошли на одного! Пойдут пятьдесят, не отступлюсь! Я не трус! – Благородный воин бил себя в грудь кулаком, гремя цепями. – На меня, тяжело раненного в плечо, навалились десятки стражей царицы. Они только так смогли скрутить меня! Я ослаб от потери крови, потерял сознание. Когда очнулся в каземате, решил удавиться, но меня цепями приковали к стене! А я сейчас умру! Пусть кровь моя падет на ваши головы!
И прежде, чем кто-либо успел его упредить, он кинулся под колеса громадный колесницы царицы Семирамиды, запряженной восемью белыми лошадьми.
– О-о! – простонал генерал Адад в своем укрытии, закрывая лицо руками. Он узнал этого мужественного офицера, который под его началом верно служил царскому трону.
Амелия за окном, воздевая руки, молилась за душу несчастного офицера, за отпущение грехов дикой толпы, жаждущей крови. Толпа теперь восхищенно рукоплескала отважному голубоглазому офицеру, презревшему жизнь ради сохранения чести.
Пока уборщики убирали тело, процессия во главе с царицей медленно двигалась на площадь.
Вдруг толпа ожила, словно нервная дрожь пробежала по всему ее огромному, трепещущему телу. Толпа стала скандировать имена своих любимиц:
– Смотрите, смотрите, люди, в цепях ведут Арабелу, Шахри-Заду, Хаву! Как можно символы Востока заковать в цепи?!
Толпа зашевелилась многочисленными ногами, отталкиваясь от напирающих соседей, спихивая с себя, кидаясь на спины вдруг озверевших, топчущих, стонущих, издающих проклятия.
Пленницы проходили мимо дома Абрама. В окружении беснующейся толпы, в роскошном наряде, шитом золотом и серебром, с гордо поднятыми головами шли Арабела, Шахри-Зада, Хава. Арабела в дорогом жемчужном ожерелье на шее вся сияла, залитая яркими лучами солнца. Рядом с ней в небесно-голубом наряде, расшитом нитками из белого золота, словно не шла, а плыла Шахри-Зада. Сбоку от сестры держалась Хава в зеленом хитоне, шитом золотыми нитками, зеленых сандалиях с золотыми пряжками.
– Смотрите! Смотрите, люди! – орала толпа. – Это Арабела, невеста генерала Адада! А рядом с Арабелой порхают его голубоглазые золотокудрые дочки! Знайте, они самые красивые девушки в мире!
– Арабела! Шахри-Зада! Хава! – скандировала толпа.
– Господин! Господин! – Амелия вцепилась Абраму в плечо. – Взгляните, это они!.. Наши голубки! – Девушки были так божественно прекрасны, что у Амелии подкосились ноги, а глаза наполнились слезами.
В своем углу перед неожиданно появившимися дочерьми застыл отец. Кровь отхлынула от его лица. Он перестал чувствовать тело. Пальцами впился в рукоятку меча так, что из-под ногтей сочилась кровь. Он широко распахнутыми глазами, немигающим взглядом впился в лица девочек. Арабела, Шахри-Зада, Хава, чувствуя взгляды близких, направленные на себя, стали смотреть по сторонам.
Адад повернулся к ним спиной, иначе мог испортить все.
– Аррбе-ееллааа! Арабела! Аррбе-ееллааа! Аррбе-ееллааа! Аррбе-ееллааа! – вопили одни.
– Шахри-Зада! Шахри-Задаа-ааа! Шахри-Задаа-ааа! Шахри-Задаа-ааа! – скандировали другие.
– Хава! Хав-вааа! Хав-вааа! Хав-вааа! – старались первую и вторую группы перекричать третьи.
Многие в толпе рыдали от восторга, изумленные неземной красотой Арабелы, божественным сиянием Шахри-Зады и Хавы. Из толпы со всех сторон слышались тысячи восторженных голосов: