Тайна единорога
Шрифт:
Лотти растерянно моргнула.
– Но ведь это не сон? Все было по-настоящему? – спросила она почти умоляющим голосом. – Они настоящие?
Папа перегнулся через стол и обнял Лотти:
– Да, Лотти. Они настоящие. Когда я только вернулся сюда, в Нитербридж, я сам был не уверен, что они мне не приснились. Ведь я почти ничего не помнил. Помнил только единорогов. Но, как я теперь понимаю, они были моим самым ярким воспоминанием, потому что, когда чары Пандоры стерли мне память, я жил среди них. – Он улыбнулся Лотти. – И труднее всего было вспомнить тебя и твою маму, потому что Пандоре хотелось отобрать у меня самое дорогое. Моих самых любимых людей.
Лотти тоже улыбнулась папе, но глаза у нее были грустные. Она думала о черном единороге, который прячется в чаще леса совсем один.
– Они удивительные существа, – сказал папа, мечтательно глядя в пространство. – Такие красивые… Ну ты же сама видела, Лотти. И, кстати, ты тоже была совершенно прелестным единорогом. – Он улыбнулся Лотти, а потом вдруг помрачнел, и его взгляд сделался жестким. – Хорошо, что Пандора не знала о твоем существовании, когда плела свои чары. Она не знала о нашей с тобой общей силе.
– Она просто не знает, что такое семья, – сказал Гораций. У него был такой странный, скрипучий и резкий голос, что Лотти аж вздрогнула. – Она не понимала, как много вы с Джеком значите друг для друга, Том. Как это важно, что вы с ним братья. Она думала, что сможет вас разлучить – и ты даже не пикнешь. Ха!
– А что, у нее нет семьи? – удивленно спросила Лотти, и папа покачал головой.
– Нет. Она сирота. Ее родители погибли, когда она была совсем маленькой. Она жила то у одних родственников, то у других и в итоге оказалась здесь, в Нитербридже, когда ей было пятнадцать.
– Это как-то уж совсем грустно, – пробормотала Лотти. Ей не хотелось жалеть Пандору. Она ненавидела Пандору. Но она ничего не могла поделать.
Папа ласково ей улыбнулся, но Софи нахмурилась и ткнулась лбом Лотти под локоть:
– Лотти, ты слишком мягкосердечная. Так нельзя. Она пыталась тебя уничтожить, а тебе ее жалко, потому что у нее было трудное детство? Пф! – Софи сердито сверкнула глазами. – Надо было избавиться от нее навсегда, а мы упустили такую возможность!
Софи была такой милой и «плюшевой», что в ее исполнении эти злые слова прозвучали особенно жутко, и Лотти даже слегка растерялась. Софи запыхтела и втянула голову в плечи, словно ей стало стыдно, но она никогда этого не признает. Она снова уткнулась в свою чашку с кофе, стараясь не смотреть на Лотти.
– Я тут подумала… – сказала Лотти, глядя на папу широко распахнутыми глазами. – Что было бы с тобой, если бы маму не пригласили работать во Францию? Я бы тогда не приехала в Нитербридж и не открыла бы в себе магию. И если ты смог вернуться именно потому, что тебя позвала моя магия…
– Да, твоя магия, – твердо проговорил папа. – Ты сама должна знать. Ты пришла ко мне и разрушила злые чары. Как очень верно заметил Гораций, Пандора не знает, что такое семья. Наверное, больше никто и не смог бы разрушить ее чары. Никто, кроме того – или той, – с кем я связан по крови и магии.
– Это была твоя магия, – заметил Гораций. – Лотти унаследовала от тебя. И ты ее сразу узнал, хотя был заколдован. Эта магия тебя позвала, и ты не мог не ответить на знакомый зов. – Он опустил голову, уткнувшись клювом в мягкие перья у себя на груди. – Я должен был полететь за тобой, – скорбно пробормотал он. – Все эти годы… Я мог бы превратиться в морскую птицу. Например, в альбатроса. Я должен был полететь за тобой сразу. Но мы были уверены, что ты вернешься. А потом прошло несколько месяцев, и след остыл, и у меня уже не было сил преобразиться. Без тебя все как будто окаменело и умерло. – Гораций печально покачал головой. – В итоге тебя разыскал и вернул ребенок. Ребенок!
– Мой ребенок, Гораций, – улыбнулся папа. – Ты сам говоришь – это многое значит. – Он зябко поежился и повернулся к Лотти: – Я не знаю, что было бы, если бы ты меня не нашла, Лотти. Наверное, я бы остался там навсегда. Пока я был единорогом, я совсем потерял счет времени. Возможно, я превратился бы в единорога уже насовсем. – Он улыбнулся. – Хотя в этом есть свои плюсы. Я бы жил вечно – ведь единороги бессмертны.
Лотти уставилась на него, открыв рот:
– Ты превратился в единорога?! То есть действительно превратился?! А не просто принимал облик единорога в тех моих странных видениях?
– Это скрытая, потайная долина, Лотти, – сказал папа. – Волшебное место. Никто не должен о нем узнать. И превращение – это защита. Если ты попадаешь в долину единорогов и прикасаешься к их волшебству, ты начинаешь меняться. Превращение происходит не сразу. Я пробыл там много лет и все равно не стал единорогом – просто переходил от одного облика к другому: был то человеком, то единорогом. Но если бы я пробыл там дольше, я превратился бы в единорога уже навсегда. Среди них было несколько человек… вернее, несколько единорогов, которые раньше были людьми.
Софи пристально смотрела на Тома, явно собираясь что-то сказать, но никак не решалась. Он встревоженно нахмурился, зная, что от таксы можно ждать чего угодно. Софи тоже нахмурилась и прошептала:
– Я должна это спросить. Ты ел траву? – От одной только мысли об этом ее передернуло.
Лотти и ее папа звонко расхохотались, а Гораций презрительно щелкнул клювом, явно давая понять, что он думает об умственных способностях Софи.
Софи смотрела на них с искренним недоумением:
– Что вы смеетесь? Это важный вопрос! Есть траву! Брр. Какой ужас.
– Это была очень хорошая трава, Софи, – сказал Лоттин папа. – Вкусная, сочная. И всегда свежая. Там была одна поляна, трава на ней напоминала по вкусу… шоколад.
Софи кивнула.
– Как-то не верится, но ладно, допустим. Жалко, ты не привез с собой этой травы. Лотти ест слишком много шоколада. Наверное, ей пошла бы на пользу трава со вкусом шоколада.
Лотти опять рассмеялась:
– Ты ешь его в десять раз больше, а я в шесть раз крупнее тебя!
– Вот именно, – кивнула Софи. – И у меня нет прыщей, Лотти, ma belle [2] .
2
Моя красавица (фр.).