Тайна Форта Росс, или Почему с русскими не соскучишься
Шрифт:
– Это был самый тяжелый вопрос, на который мне пришлось отвечать… Единственное, что я мог сказать в оправдание, так это то, что, согласно завещанию, все мои личные рабы после моей смерти получили свободу. Это меня и спасло там…
Он показал головой куда-то далеко за горизонт, где над Чесапикским заливом громоздились черные штормовые тучи. И от этого жеста мне стало немного не по себе.
Минуты две мы шли молча. Вновь вернувшись к особняку усадьбы, но уже со стороны реки, мы остановились у раскидистого столетнего вяза, который стоял на углу господского дома. Начал накрапывать холодный дождик. И хотя листья на дереве уже почти все опали, могучая крона давал хоть какую-то защиту. Я поежился.
– Знаете, Джордж, я часто привожу сюда своей друзей из России. Делаю для них экскурсии. Правда, опускаю многие исторические подробности, которые они забудут раньше, чем сядут в самолет на московский рейс. Но всем я непременно рассказываю об одном. О том, что полководец и президент Джордж Вашингтон в отличие от Цезаря, Кромвеля и Наполеона, одержал победу над самым сильным врагом – над искушением властью. Отказался не только короноваться, но даже и баллотироваться на третий президентский срок. Я думаю, что это значило больше, чем все его остальные заслуги вместе взятые. Наверняка нашлись бы другие люди, которые бы объединили Конгресс, выиграли битву при Йорктауне, стали у государственного руля… Но мало, кто сумел бы после всего этого, вот так взять и уйти. Уйти, когда новорожденной Демократии нужен был «сильный лидер», «вождь», «учитель», «герой» и тому подобное…
– И что говорят ваши друзья? – с неподдельным интересом спросил мой собеседник.
– Разное. Одни восхищаются, другие говорят, что Америка – это особый случай. В России, да и вообще в Азии, это не работает. Третьи…
Я немного замялся, прижался к могучему стволу, прячась от дождя:
– Третьи клянут «англосаксонское лицемерие». Дескать, на самом деле все наверняка было не так или не совсем так…
– Гм-м. И что вы им отвечаете?
– Я пожал плечами:
– Честно?
– Разве может быть другой разговор между двумя вирджинскими джентльменами.
Я смутился. Хорошо хоть меня не назвали британским лордом. Этот сумасшедший старик не переставал меня удивлять.
– Знаете, раньше я с воодушевлением защищал Вашингтона. Но пожив немного в этой стране, поработав журналистом в ее столице, насмотревшись на все эти партийные, семейные и финансовые кланы, я растерял часть своего воодушевления…
Незнакомец понимающе кивнул.
Меня это подстегнуло.
– Я думаю, что он отказался от власти по каким-то личным, весьма меркантильным соображениям. А может, так ему просто приказали его друзья-масоны, которых он побоялся ослушаться.
Мой собеседник расхохотался. Он хохотал так весело и искренне, что даже забыл прикрыть рот рукой. И я заметил, что у него совсем нет зубов. Кроме одного уродливого желтого обломка. Меня покоробило от брезгливости. В Америке я видел такую беззубость только среди бездомных на пляжах рекламной Санта-Моники. Но там люди были в лохмотьях, а не в генеральских эполетах.
И тут меня осенила догадка. Как же я не понял раньше?! Ведь передо мной стоял обыкновенный бездомный шарлатан. Проходимец, который промышлял на таких шоу, приставая к простофилям-туристам. Может быть спившийся, может быть давно потерявший работу и дом, но сохранивший
Портрет Марты Вашингтон работы Джона Волластона. 1757 год
– Мне пора идти, – холодно заметил я.
– Мне тоже, – непринужденно сказал собеседник, кивнув головой в сторону, где уже сворачивали палатки и снимали орудия с лафетов участники реконструкции.
Старик протянул мне руку на прощание и с лукавинкой подмигнул:
– Но, если вы, сэр, действительно хотите понять, почему президенты сами мечтают уйти в отставку, то я вместе с моей женой Мартой имел бы честь пригласить вас завтра на обед. Часов в шесть вечера вам будет удобно?
Мое журналистское любопытство снова взяло верх. Я непроизвольно кивнул в знак согласия, еще не осознав умом, что я делаю.
– Прекрасно. Тогда завтра ровно в шесть буду ждать у калитки, слева от каменных ворот на входе в усадьбу.
Старик по-дружески помахал рукой и широком шагом направился к полевому лагерю, где уже собирались все участники исторической реконструкции. Я несколько секунд смотрел ему вслед, потом, спохватившись, побежал к выходу из усадьбы.
Я опоздал на целый час. Друзья меня не дождались и уехали на такси. Зато ждала моя супруга, Наташа, которая тут же принялась выговаривать, почему я, как всегда, опаздываю и, как всегда, думаю только о себе. С первым я был почти согласен, но со вторым готов был поспорить.
После того, как я рассказал о встрече с чудаковатым стариком, она безнадежно махнула рукой:
– Ну, хоть мобильник ты взять мог, беседуя со своим Вашингтоном?
– Я отвечал, что не слышал звонка и что у здания усадьбы со стороны реки связь вечно барахлит.
В ответ Наташа вспыхнула:
– Зачем ты врешь?! Мы трижды ходили вокруг усадьбы. Это ведь не Зимний дворец, чтобы там можно было заблудиться.
Я ответил, что я стоял под вязом, с левой стороны, если смотреть со стороны реки.
Она сказала, что там нет никакого вяза. Я заупрямился, что есть. Она возмутилась, что нет и не было.
Мы ехали в машине. Шел ливень. Видимость была отвратительная. Наташа сидела за рулем, и я не хотел с ней спорить. Но я не выдержал.
– Я был под вязом. Мы прятались там от дождя. Он в десяти футах от угла дома. Его ветви как раз касаются крыши.
Наташа посмотрела на меня с тревогой:
– Ты в своем уме, там нет никакого вяза! И вдруг меня, словно, ударило электрическим током. Я вспомнил:
– Действительно, там нет вяза… Его спилили несколько лет назад. Я прекрасно помню это. Дерево было старое и при шторме могло повредить кровлю и окно второго этажа, где была семейная спальня Вашингтонов.
Наташа вздохнула, тормозя на перекрестке. Она обернулась ко мне:
– Ну, наконец-то, приехали. Значит, под вязом тебя никто не связывал. (Desire Under the Elms) Тогда где ты был? Перестань валять дурака.
Я виновато улыбнулся:
– Я был под этим вязом. Наташа посмотрела на меня с безнадежностью и отвернулась. Дальше мы ехали молча, не проронив ни слова до самого дома.