Тайна генерала Багратиона
Шрифт:
— Вовсе нет, друг мой, — ответила она. — Вам показалось.
— Увидимся ли мы в Санкт-Петербурге?
— Конечно, увидимся, — красавица с готовностью кивнула, хотя возвращаться на родину не собиралась.
— В моей жизни произошла огромная перемена, — вздохнул секретарь персидского посла.
— Но она к лучшему, дорогой Игарри. Скоро вы почувствуете это.
— А вы? Вы будете думать обо мне? — спросил ее знаток древнеперсидской поэзии; вероятно, сейчас, в вечерней тиши, ему вспоминались философские четверостишия Гийаса ад-Дина Умара ибн Ибрахима ал-Хайама.
— Буду, — тотчас подтвердила Екатерина Павловна. — Ведь мы провели вместе приятнейшие часы в кафе-кондитерской «Демель». Вы увлекательно рассказывали мне о Персии.
— Не то, совсем не то вы говорите, любовь моя.
— Если вы упомянули это чувство, дорогой Игарри, то оно, по-моему, сравнимо лишь с пламенем лесного костра. Подует ветер, и огонь его взметнется до небес. Наступит штиль, и вот уже угли на земле тлеют еле-еле. Давайте подождем бури.
Длинной, толстой веткой, сплошь усыпанной листьями, старая акация ударяла по створке открытого окна господской спальни на втором этаже. Полночный ветер, колеблющий кроны деревьев, задавал ей ритм, то усиливаясь, то ослабевая. Нелепо было подчиняться ему, но так уж у них получалось. Обняв мужа, княгиня Багратион прижимала его голову к своей груди и просила продолжать. Ее голос иногда срывался на слабый стон, иногда казался воплем невиданного животного, испытывающего боль и наслаждение одновременно.
Овладевши ее прекрасным телом, потомок грузинских царей ни о чем, естественно, думать не мог. Но сегодня к телесной страсти примешивалось сильное чувство благодарности. Как и обещала, любимая жена помогла ему раздобыть франко-персидские документы. Без сомнения, важную роль тут сыграл его величество случай. Но Фортуна слепа. Екатерина Павловна сумела взнуздать эту дикую кобылицу и твердой рукой привела ее к цели. Притом ни малейшего упрека в безнравственном поведении или в супружеской неверности.
Князю Петру случившееся представлялось полем битвы, на котором они с княгиней выступали плечом к плечу, точно старые, хорошо вымуштрованные солдаты. У них над головой свистят пули, ревут ядра, где-то далеко скачет, блистая саблями, вражеская конница. Но солдатская дружба и взаимовыручка превыше всего. Шеренги сомкнуть, ружья — «на руку», строевым шагом вперед марш! Так мы победим, победим, победим!..
Успокоение в конце концов снизошло к ним, и супруги заснули, обнявшись.
К утру ветер стих, небо очистилось от облаков, восходящее солнце засияло ярко. Окна спальни выходили на восток. Потому солнечные лучи, пробившись сквозь листву старой акации, вскоре дотянулись до постели и легли на подушки. Генерал долго отворачивался от них, затем поднял голову и протер глаза.
У дверей спальни, как часовой, стояла Надин в своем неизменном наряде горничной.
Она улыбнулась ему приятной улыбкой человека, абсолютно все понимающего, и спросила по-русски со своеобразным произношением:
— Ви знайт, кьакой тепер час?
— Нет, — ответил Багратион.
Этот вопрос становился для него настоящим наваждением в доме жены. Стоило Петру Ивановичу попасть сюда, как время, уподобившись бурному горному потоку, стремительно текло, уходило, пропадало, просачивалось, словно вода меж пальцев. Генерал от инфантерии переставал замечать его, что было не характерно для него, ведь ощущение бега времени, особенно — при боевых действиях, есть дар, присущий любому военачальнику.
Горничная бросила взгляд на госпожу. Екатерина Павловна спала обнаженной. Багратион отчего-то смутился и поторопился прикрыть супругу простыней. Служанка опять улыбнулась и сказала:
— О, нье беспокойте. Я пьодам завтрик в спальнь. Ньо ваш гости. Им ньужен ваш приказ.
— Приказ? — озадаченно повторил Багратион, потирая ладонью правый висок.
— Si, monsieur.
— Пусть они ждут обеда.
— Это сьовсем скорье.
— Тогда скажите по-французски господину Игарри, чтоб он читал книги в библиотеке или гулял по оранжерее. Скажите по-русски поручику Древичу, чтоб он переводил на французский язык мое письмо, продиктованное вчера, и глаз не спускал с господина Игарри.
— Je ne vous comprends pas, monsieur, — ответила горничная.
— Nadin, vous avons besoin d’interprete. Je-meme vous le dirai. [25] — вмешалась в их беседу Екатерина Павловна, разбуженная громкими голосами.
Она объяснила служанке вполне откровенно непростую ситуацию с гостями. За одним надо следить, но деликатно. Второй предоставлен самому себе, но должен работать. Служанка кивнула. Между вдовой унтер-офицера французской артиллерии и русской аристократкой давно существовали доверительные отношения. Они понимали друг друга с полуслова.
25
Я не понимаю вас, господин. — Надин, вам нужен переводчик. Я сама вам это скажу. (фр.).
Затем горничная принесла в спальню большой поднос с кофейником, чашками, молочником, вазочкой для варенья и блюдом, наполненным свежеиспеченными булочками-шариками. Для генерала предназначался огромный бутерброд с ветчиной, с дольками свежего огурца и горчицей, ведь он так славно потрудился этой ночью.
Скрестив ноги по-турецки, они сели на кровать возле подноса одетые после ванны в свежие просторные рубашки из батиста, скроенные на мужской манер. Через открытый ворот князь видел божественную грудь супруги и восхищался ею. Хотя ветчина отвлекала его внимание и была аппетитна, свежа, необыкновенно хороша на вкус.
— Ангел мой, — Петр Иванович прижал к губам тонкую руку жены и поцеловал по-отдельности каждый ее пальчик. — Моя благодарность вам не знает границ!
— Ах, ну что вы! — кокетливо засмеялась в ответ Екатерина Павловна. — Я просто исполняла супружеский долг. Это было очень приятно.
— Вы не вернетесь со мной в Санкт-Петербург? — вдруг спросил князь, откусывая изрядный кусок от бутерброда.
— Нет, милый мой друг. Как видите, теперь у меня слишком много дел в Вене.
— Я понимаю. Я желаю вам успеха.
Красавица чуть не поперхнулась горячим кофе и подняла на него изумленный взгляд:
— Правда?
— Да, ангел мой.
Тут, пожалуй, стоило остановиться. Впервые из его уст прозвучало то ли полусогласие, то ли полупризнание ее конфиденциальной работы. Как она мечтала об этом! Никогда бы княгиня Екатерина Павловна ничего не сказала мужу прямо. Есть правила, довольно жесткие, продиктованные секретной царской службой. Есть обязательства, которые она приняла на себя добровольно.
В сентябре 1805 года по случаю своего отъезда из Санкт-Петербурга в Дрезден фрейлина двора Его Императорского Величества княгиня Багратион, урожденная графиня Скавронская, получила аудиенцию у монарха. Александр Первый умел быть невероятно обходительными с теми, кого считал полезным на службе государству Российскому. Прелестную Катиш и всю ее семью он знал с детства. Он убедил юную супругу генерала, что поручение его будет ей по силам, что достанет у нее ума, твердости характера и женского очарования, дабы вести некую хитрую, тонкую игру далеко за пределами любезного ее сердцу Отечества.