Тайна гибели генерала Лизюкова
Шрифт:
Вполне возможно, что Василий Ольховик действительно узнал о гибели Лизюкова от его водителя, но произошло это не 23 июля, а как минимум только через несколько дней, когда разговоры о рассказе Мамаева и Муссорова (а именно они, скорее всего, и были тогда первоисточниками информации) распространились достаточно широко среди личного состава частей 2 ТК.
В заключение разговора о Василии Ольховике надо сказать, что он высказал своё субъективное мнение, свои думыо том, что происходило тогда, которые, увы, не соответствуют действительному ходу событий.
Но вернёмся к утру 23 июля 1942 года. Накануне Лизюков приказал командиру 27 тбр подготовить для себя танк КВ с экипажем и поставить его у церкви. На этом танке он и собирался идти на Медвежье и управлять из него боем корпуса [277] .
277
Там же. Л. 304–305.
278
Там же. Л 301–307. Дальнейшие данные взяты из того же дела и соответствуют последней сноске.
Две танковых бригады корпуса находились в это время в районе южной окраины Большой Верейки, куда они вышли вечером 22 июля и простояли в ожидании командира корпуса всю ночь. Первой в сторону высоты 188,5 начала выходить 26 тбр, за ней должна была выдвигаться 27 тбр. Вскоре танки бригад поднялись на высокий южный берег долины реки и скрылись из поля зрения за близким гребнем высоты.
Какое-то время Лизюков ещё оставался в Большой Верейке, отдавая указания начальнику штаба корпуса об организации боя танковых бригад. Глубина запланированного удара составляла почти 20 километров, и действовавшие в отрыве от пехоты танковые бригады надо было обеспечить всем необходимым. К тому же в связи с тем, что Лизюков собирался лично возглавить ударную группировку корпуса, находясь в боевых порядках танковых бригад, он передавал управление всеми остававшимися частями непосредственно начальнику штаба корпуса — подполковнику Нагайбакову.
Затем, около 9 часов утра, отдав все необходимые распоряжения и оставив за себя на КП корпуса начальника штаба, Лизюков выехал на танке догонять ушедшие вперёд танковые бригады. Генеральский КВ прошёл переправу через Большую Верейку, вышел на дорогу и стал подниматься в гору. После прошедшего накануне ливня просёлок только подсыхал на утреннем солнце и гусеницы КВ месили вязкую грязь. Впереди был затяжной подъём, видимость ограничена несколькими сотнями метров.
Экипаж Лизюкова, очевидно, состоял из 5 человек. Танк вёл старший механик-водитель. Рядом с ним слева сидел стрелок-радист. В башне размещались три человека: Лизюков, Ассоров и младший механик-водитель Мамаев, который выполнял обязанности заряжающего. Лизюков, вероятно, сидел на месте командира танка. В случае боя вести огонь из пушки и пулемёта должны были Ассоров и Мамаев, хотя большого опыта наводчика у Ассорова, скорее всего, не было. Но повторюсь ещё раз: непосредственно ввязываться в бой на своём командирском танке Лизюков не собирался, и если Ассоров сел на место наводчика, то он сделал это, по-видимому, из-за своего высокого ранга. Не стоять же было полковому комиссару на снарядных ящиках, как частенько приходилось это делать заряжающему в экипажах КВ!
Задержка в Большой Верейке привела к тому, что Лизюков вышел вслед за танковыми бригадами почти спустя полтора часа. За это время бригады могли уйти далеко вперёд и, выйдя из узкого прохода между танконедоступными рощами, повернуть на юго-восток и продвигаться по высотам к Медвежьему. Правда, всё то время, что Лизюков и Ассоров были в Большой Верейке, на невидимых отсюда высотах южнее шёл бой, звуки которого явно слышались в деревне. Противник оказывал сопротивление и пытался не пропустить танки бригад на юг. Однако Лизюков хорошо знал, что в наступление пошли около 50 боевых машин, и полагал, что единым бронированным кулаком они смогут пробить вражескую оборону на перешейке между рощами и войти в прорыв.
Он не знал, что начавшийся в восьмом часу утра бой развивался для танковых бригад неблагоприятно, что они попали под бомбёжку немецкой авиации и огонь вражеской противотанковой артиллерии. Выходя из-под обстрела артиллерии и удара авиации, сначала одна, а потом и вторая танковые бригады отклонились от направления наступления, свернули влево и укрылись в небольшой рощице с оврагом не более чем в полукилометре от опустевшей теперь дороги. Наступление корпуса застопорилось в самом начале, обе бригады стали рядом друг с другом и пережидали бомбёжку в роще. Часть экипажей, не выдержав воя пикировщиков и близких разрывов авиабомб, вылезли из своих танков и, спасаясь от бомбёжки, залезли под них… [279]
279
ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 301–307.
Загнав наши танки в рощу и остановив их продвижение, немецкие пикировщики улетели. После ухода бригад с дороги на Сомово стих и артогонь противника. Над полем недавнею боя наступило затишье. Как раз в эти самые минуты КВ Лизюкова поднялся по дороге на высоту и оказался на обширной равнине между рощами.
Перед глазами сидящих в танке членов экипажа открылась уходящая на юг дорога и огромное поле с ещё дымящимися воронками и подбитыми танками, многие из которых стояли здесь ещё с периода боёв 5 ТА. Но ни Ассоров, ни Лизюков и никто другой из членов экипажа КВ не увидели на поле и дороге впереди движущихся танков.Конечно, какие-то из пошедших утром в наступление танков могли быть подбиты и остались на поле, но командир и комиссар корпуса, наблюдавшие за высотой, не могли допустить, чтобы в результате боя подбитыми оказались бы все танки.И они были совершенно правы, потому что потери бригад в том бою были несущественными. Неверным был только вывод из увиденного. Наблюдая перед собой пустынную дорогу и отсутствие всякого движения в поле, Лизюков и Ассоров, видимо, решили, что бригады прорвались вперёд и уже развивают прорыв в глубину вражеской обороны. Они не знали, что движения на высоте нет потому, что бригады свернули в сторону и остановились в роще…
Оглядываясь назад с высоты современности, трудно понять, почему командиры бригад и командир корпуса действовали в то утро столь разобщенно и до обидного несогласованно. Во многих командирских танках 2 ТК периода боёв июля 1942 года уже были радиостанции и в документах встречаются упоминания о радиограммах Лизюкова командирам бригад в предыдущие дни боёв. Но в то роковое утро, находясь менее чем в 1 километре друг от друга, командир корпуса и командиры бригад оказались словно разделёнными глухой стеной непонимания, которая стала для Лизюкова вечностью…
Одинокий КВ генерала двигался по дороге мимо укрывшихся в роще бригад практически в пределах их прямой видимости, но никто не остановил его и, судя по дальнейшим опросам, даже не заметил… (Более того, на радиозапрос офицера связи Лизюкова о местонахождении генерала, сделанный, когда в Большой Верейке уже никого из начальства не осталось, из 27 тбр ответили, что… Лизюков находится у них! [280] ) В бригадах были радиостанции, но впоследствии никто не смог вспомнить, что командир корпуса запрашивал кого-нибудь по радио…
280
ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 301–307.
Радиоэфир был заполнен возбуждённой немецкой речью, в штабах самых различных частей сообщали о подходе танков, запрашивали помощь авиации, давали срочные распоряжения о перегруппировке имевшихся сил, требовали подкреплений, но на волнах 2 ТК и его бригад, видимо, стояла потрескивающая тишина… Как сто и двести лет назад, самым надёжным и часто используемым средством связи в войсках был, увы, посыльный.
Роковой оплошностью Лизюкова было то, что он не перепроверил, как выполняется его распоряжение о выдвижении бригад, и не удостоверился, что они действительно прошли вдоль дороги. Он был уверен, что 27 тбр и 26 тбр ведут бой впереди, а он, как и было определено его распоряжением, следует за ними под надёжным прикрытием. Но на самом деле после отклонения бригад влево никакого прикрытия впереди уже не осталось, и с каждой минутой танк командира корпуса, пройдя мимо своих бригад, всё дальше уходил от них в сторону противника…