Тайна гостиницы Парящий Дракон
Шрифт:
Графиня робко накрыла мою руку ладонью. Едва не касаясь губами моей щеки, она торопливо шепнула:
— Может быть, я больше не увижу вас, но никогда, никогда не забуду. Прощайте. Бога ради, прощайте!
Я на мгновение сжал ее руку. Дрожащими пальцами она вложила мне в ладонь белую розу, которую прижимала к груди в продолжение трагической сцены.
Граф ничего не заметил — яростно чертыхаясь, он отдавал приказания слугам. Те еле двигались, будто оглушенные — дикое происшествие в вестибюле и мой ловкий выпад выбили их из колеи. Теперь, когда опасность миновала, они проворно вскочили на лошадей. Форейторы
Я глядел вслед, пока экипаж не скрылся из виду.
С глубоким вздохом я спрятал на груди белую розу — прощальный залог любви, драгоценный тайный дар. Ничей нескромный взор не заметил, как она передала его мне.
Стараниями владельца гостиницы и его помощников раненый герой сотни боев был поднят с пола и водружен около стены. Для устойчивости его с двух сторон подперли чемоданами, влили в горло стакан бренди, не забыв включить его в счет. Впервые в жизни эта могучая глотка не сумела проглотить божественный напиток.
Послали за доктором. В этом городке практиковал бывший военный хирург, проворный лысый человечек в очках, после битвы при Эйлау отрезавший, по собственным подсчетам, восемьдесят семь ног и рук. Не так давно он ушел в отставку и, имея при себе лишь шпагу, пилу, пластырь да воспоминания о былой славе, поселился в родном городе. Осмотрев проломленный череп бравого полковника, сей эскулап пришел к выводу, что герой потерпел сильное сотрясение мозга и теперь будет вынужден продемонстрировать все свои хваленые способности к самозаживлению, причем менее чем двумя неделями в постели он не отделается.
У меня мурашки поползли по коже. Мне отнюдь не улыбалось, чтобы увеселительная поездка, в которой я намеревался срывать банки, разбивать сердца, но пришлось, как видите, разбивать головы, окончилась на виселице или на гильотине — я не знал, какое именно устройство узаконено теперь для смертной казни, слишком уж часто менялась политическая обстановка.
Апоплексически хрипящего полковника перенесли в комнату.
В дверях столовой меня ждал хозяин. Я хорошо знал важное правило: если вам довелось применить силу, то, сколь бы вескими ни были ваши оправдания, забудьте об экономии. Лучше превысить черту благоразумия в сто раз, чем оказаться хоть на йоту ниже нее. Поэтому я заказал бутылку самого лучшего вина, усадил хозяина за стол и щедро наливал ему в пропорции два стакана к одному своему. Затем выразил надежду, что он не откажется принять небольшой сувенир от гостя, восхищенного пребыванием в сей славной гостинице, и вложил ему в руку тридцать пять наполеондоров. При виде кошелька настроение хозяина, до той поры отнюдь не благосклонное, мгновенно переменилось к лучшему. Он проворно опустил монеты в карман, рассыпался в благодарностях, и я понял, что теперь между нами установились самые добрые отношения.
Я тотчас же завел разговор о разбитой голове полковника. Мы сошлись во мнении, что, если бы я не пристукнул его слегка своей тросточкой, он бы обезглавил половину постояльцев «Прекрасной Звезды». И каждый слуга в заведении готов был клятвенно подтвердить то же самое.
Читатель легко догадается, что в моем стремлении поскорее отбыть в Париж мною руководила отнюдь не только боязнь судебного преследования. Судите сами, в какое отчаяние я пришел, когда выяснилось, что нынче вечером в городке ни за какие деньги нельзя раздобыть лошадей. Последнюю пару в гостинице «Французское Экю» нанял некий господин, столовавшийся в «Прекрасной Звезде». Ему необходимо отбыть в Париж немедля.
Кто же этот господин? Уехал ли он уже? И нельзя ли уговорить его обождать до утра?
Господин этот находится у себя в номере, собирает вещи, был ответ. Зовут его месье Дроквилль.
Я взбежал по лестнице. В комнате ждал Сен-Клер, мой слуга. При виде него мысли мои приняли другое направление.
— Ну, Сен-Клер, ты выяснил, кто такая эта леди? — спросил я.
— То ли жена, то ли дочь старого графа де Сен-Алира; нынче ночью его едва не изрубил в капусту тот самый генерал, кого вы, сударь, хвала Создателю, уложили в постель метким ударом.
— Придержи язык, болван! Тот человек просто напился вдрызг и зол на весь мир. При желании он бы рассказал… ну да ладно. Упакуй мои вещи. Ты знаешь, где комната месье Дроквилля?
Еще бы ему не знать; он всегда знал все на свете.
Полчаса спустя мы с месье Дроквиллем следовали в Париж в моей карете, запряженной его лошадьми. Я набрался храбрости и спросил маркиза д'Армонвилля о даме, сопровождавшей графа.
— Это и есть графиня? Или она его дочь?
— Не уверен. У графа в самом деле есть дочь от первого брака. Трудно сказать, кто эта очаровательная юная леди — может быть, дочь, а может, и жена. Сегодня я видел только самого графа.
Маркиз зевнул и вскоре крепко уснул. Я клевал носом, маркиз же спал как убитый. Он проснулся лишь на минуту-другую на следующей почтовой станции, куда, к счастью, заранее послал слугу заказать лошадей.
— Прошу простить, но собеседник из меня никудышный, — заметил он. — За последние шестьдесят часов я проспал всего часа два. Пожалуй, закажу здесь чашечку кофе. Рекомендую и вам, кофе здесь отменный. — Он заказал две чашки черного кофе. — Чашки мы оставим себе, — заявил он официанту, — и поднос тоже. Благодарю.
Он расплатился за все, взял небольшой поднос и протянул мне чашку кофе. Поднос он поставил на колени, соорудив что-то вроде небольшого столика.
— Терпеть не могу, когда у меня стоят над душой и поторапливают, — сказал он. — Кофе нужно пить не торопясь.
Я согласился. Кофе и вправду был хорош.
— Подобно вам, господин маркиз, я за последние две или три ночи спал очень мало и едва держусь на ногах. Этот кофе творит чудеса: я чувствую себя хорошо отдохнувшим.
Не успели мы выпить по половине чашки, как карета тронулась в путь. Крепкий кофе взбодрил нас, и мы разговорились.
Маркиз оказался человеком умным и чрезвычайно добродушным. Он подробно рассказал мне о парижской жизни, нравах горожан, предупредил об опасностях, грозящих новичку, и дал несколько весьма ценных практических советов.
Однако как ни развлекало меня красочное и остроумное повествование маркиза, я почувствовал, что меня снова одолевает дремота. Видя, что я засыпаю, маркиз понимающе замолчал. Допив кофе, он выбросил чашку в открытое окно и проделал то же самое с моей. Вскоре за ними последовал и поднос; я услышал, как они клацнули о дорогу — удачная находка для какого-нибудь раннего путника в деревянных башмаках,