Тайна графа Эдельмута
Шрифт:
Послышались топот ног и крики догоняющих.
Еще немного. Они миновали несколько хозяйственных построек, пробежали привратницкую… Внутренние ворота были открыты — это подбодрило.
Миновав распахнутые ворота, они ворвались в небольшой туннель, проходивший внутри крепостной стены.
Покинуть замок! Только бы наружные ворота были открыты!
Звенели шпоры, сотрясались эхом стены каменного туннеля от топота ног. Там, в конце туннеля, оставались
…Ворота были заперты.
Оба разом похолодели. Решетка — железная, толстая — преграждала им путь.
Прислонившись к решетке спинами, оба переглянулись.
— Вилли… Я перед тобой… тысячу раз…
— Тысячу и один, — поправил Вилли, совсем не к месту улыбнувшись.
— Ну да… — кивнул Бартоломеус, попрочнее упершись в решетку спиной. — Во всяком случае, со спины на нас никто не нападет.
Он вытащил из ножен меч.
В конце узкого туннеля показались люди графа — с топориками и косами в руках.
— Я беру на себя того в кольчуге.
— А я — того с длинным копьем. Я знаю, этот парень силен…
Блестя острыми косами, нестройная толпа вооруженных слуг медленно приближалась.
— Я, пожалуй, возьму на себя тех четверых, что слева.
— Я — тех пятерых, что справа.
Звенели, стуча друг о друга, боевые косы. Те четверо, что слева — ведь это, пожалуй, те самые вороны, что сидели давеча на крыше конюшни. Сердце стучало ровно — «тук, тук…», дыхание было спокойно. Только костяшки пальцев побелели, сжимая меч.
— И вообще, Вилли, я хотел тебе сказать… знаешь…
— Знаю.
Подняв бровь, Бартоломеус бросил удивленный взгляд на товарища.
Нестройный крик раздался со стороны нападавших. Ощетинившись острыми секирами, они вдруг разом бросились вперед.
«Прощай, жизнь! Успеть бы зарубить хоть кого-нибудь..» — промелькнуло в голове у Бартоломеуса. Во всяком случае, он честно искал своего господина, и не его вина, что все так обернулось. Он прикусил губу и встал в позицию, вытянув руку с мечом…
— Стойте! — раздался издалека слабый возглас.
Слуги замедлили бег.
— Стойте! — Задыхаясь и расталкивая толпу, Шлавино протиснулся вперед.
Приблизившись, озабоченно оглядел обоих.
— Живы еще?
— Живыми мы не сдадимся, — коротко объяснил Бартоломеус. И сжал губы.
— Погоди, Безголовый, — Шлавино замахал руками. — Ты мне испортишь все приключение. В мои планы не входит тебя так быстро убивать. Давайте-ка по-хорошему — сдавайтесь живыми.
— Никогда! — ответили оба товарища, выставив мечи.
— Эк несговорчивые! А если я смогу вас убедить?
Бартоломеус недоверчиво прищурился. Вилли выпятил губу.
А граф обернулся:
— Рабэ!
Из толпы слуг выступил один. Зная, видно, чего от него хотят, без вопросов зажал топорик под мышкой, запустил руки в суму, висевшую на боку, порылся… Вытащил что-то.
Поднял высоко над головой.
Заблестели на солнце, засверкали стеклянным боком две колбы. В одной — маленький кабанчик, в другой — достойный рыцарь граф Эдельмут.
Бартоломеус дернулся вперед. Еще пятеро окружили слугу с колбами.
— Что я хотел сказать, Безголовый: одно движение, или там какое-то сопротивление — и обе склянки полетят на землю. Стекло хрупкое — они разобьются вдребезги, едва коснутся земли. А ведь ты знаешь: когда гомункулюс разбивается, человек умирает. Подумай.
Наступило молчание.
— Вилли! — повернулся граф к бывшему камергеру. — Вилли, узнаешь ли себя в этой колбе?
Вилли закусил губу и опустил голову.
— Хватит! — крикнул Бартоломеус. — Чего вы хотите?
— Я обещаю отдать Вилли гомункулюса и отпустить его с этой склянкой на все четыре стороны. За это… за это ты сдаешься мне в руки, Безголовый. — Граф склонил голову набок. — Ты нужен мне. Живым.
Наступило тяжелое молчание. Солнце зашло за облако и вышло опять. Заиграло, забегало по склянкам с двумя душами.
Вытянув перед собой меч, Вилли исподлобья глядел на маленького кабанчика в одной из них.
Сердце сжалось у Бартоломеуса. «Вилли, я виноват перед тобой тысячу раз!»
Вздохнув, он взглянул на графа.
— Зачем я понадобился вам живой?
— Секрет. — Граф загадочно поиграл бровями.
— Отдайте Вилли колбу и откройте ему ворота.
Граф сделал знак.
Подошедший слуга протянул Швайну колбу. Двое других принялись копошиться с замком.
Ворота заскрипели и медленно отворились.
«Прощай, Вилли», — посмотрел на него Бартоломеус.
Зажав в широких ладонях сосуд с гомункулюсом, камергер молча вышел.
Он прошел по скрипучему мосту.
Он сбежал по пригорку.
Он углубился в рощицу, начинавшуюся редкими деревцами по низу холма. И вдруг остановился и обернулся.
Люди графа все еще стояли в воротах, не спуская с него глаз.
Держа в одной руке колбу, другую Вилли сунул за пазуху. И вытащил на белый свет… не поймешь что: платок ли, узелок ли зеленого сукна…
Помусолил зачем-то. Затем поднес руку ко рту…