Тайна греческого гроба

Куин Эллери

Поэтому Пеппер организовал «самоубийство» Слоуна, которое должно было показать, что Слоун убил Гримшоу. Слоун прекрасно подходил по всем мотивам, и с помощью обгоревшего завещания в подвале, ключа от подвала в комнате Слоуна и часов Гримшоу в стенном сейфе Слоуна Пеппер создал прекрасный след из вещественных доказательств, ведущий к его жертве. Между прочим, папа, твой сотрудник Риттер не ошибся при обыске пустого дома Нокса. Дело в том, что, когда Риттер проводил обыск, этого клочка бумаги в печи еще не было! Пеппер сжег завещание позднее, аккуратно оставив вписанное Халкисом от руки имя Альберта Гримшоу, и положил пепел и клочок бумаги в печь через некоторое время после того, как в доме побывал Риттер... Что касается собственного револьвера Слоуна, из которого он якобы застрелился, то Пеппер, несомненно, нашел и взял его в комнате Слоуна, когда подбрасывал ключ в коробку с табаком.

В

общем, чтобы заткнуть Слоуну рот, его требовалось убить. Но Пеппер знал, что у полиции возникнет вопрос: «Почему Слоун покончил с собой?» Очевидно, достаточной причиной была бы уверенность Слоуна в близком аресте, Которая могла бы у него появиться, если бы обнаружились веские доказательства его вины. Пеппер спросил себя: как мог Слоун узнать о предстоящем аресте, чтобы полиция приняла такое объяснение? Его могли предупредить. Все это, как вы понимаете, только предполагаемые рассуждения Пеппера. Как оставить улику, означающую, что Слоун был предупрежден? А проще простого! Так мы приходим к мистическому телефонному вызову, который, как мы усыновили, поступил из дома Халкиса вечером перед «самоубийством» Слоуна.

Помните, почему мы поверили, что Слоун получил информацию о наших намерениях? А помните, как Пеппер в нашем присутствии набирал номер Вудрафа, чтобы договориться о встрече и идентифицировать обгоревший фрагмент завещания? Он ведь сразу положил трубку и сказал, что линия занята. Еще через минуту он снова набрал номер и на этот раз переговорил со слугой Вудрафа. Так вот, в первый раз он просто набрал номер галереи Халкиса! Он знал, что вызов можно проследить, и это идеально соответствовало его планам. Когда Слоун ответил, Пеппер, ни слова не говоря, просто положил трубку. Слоун, вероятно, был весьма озадачен. Но этого было достаточно, чтобы установить вызов из дома в галерею. И это было особенно умно, поскольку все происходило у нас на глазах. Кстати, еще одно слабенькое психологическое подтверждение виновности Пеппера, поскольку ни один человек, имевший основания предупредить Слоуна, не сознался бы, что звонил ему.

Пеппер немедленно вышел из дома Халкиса, и мы предполагали, что он встретится с Вудрафом, чтобы подтвердить подлинность клочка завещания. Но прежде чем ехать к Вудрафу, он заскочил в галерею — вероятно, сам Слоун его впустил — и убил Слоуна, добавив несколько деталей, чтобы все это выглядело самоубийством. Эпизод с закрытой дверью, который в конце концов опроверг версию о самоубийстве, — это даже не ошибка Пеппера. Он не знал, что пуля прошла через голову насквозь и вылетела через открытую дверь. Голова Слоуна упала на ту сторону, через которую вылетела пуля, и, естественно, Пеппер не возился с телом Слоуна больше, чем это было необходимо, если он вообще к нему прикасался. Удар пули в стену большого помещения не произвел никакого звука, ведь там толстый ковер. Так что все очень логично: Пеппер, жертва обстоятельств, уходя, сделал почти инстинктивный для убийцы жест — он закрыл дверь. И тем самым непреднамеренно расстроил собственные планы.

Самоубийство Слоуна существовало как общепризнанный факт почти две недели. Убийца понял, что игра закончена, и застрелился — все так считали. Руки у Пеппера были развязаны, и он мог переключиться на картину мистера Нокса. Теперь, когда полиция утешилась, получив своего убийцу, план Пеппера состоял в том, чтобы похитить полотно. При этом он хотел выставить мистера Нокса не убийцей, а вором, укравшим Леонардо у самого себя, чтобы не возвращать его в музей. Но когда появился Суиза и дал показания, которые разрушили теорию самоубийства Слоуна, и об этом узнали все, Пеппер понял, что полиция продолжит поиск убийцы. И он изменил свой план. Почему бы не сделать мистера Нокса не только похитителем его собственной картины, но и убийцей Гримшоу и Слоуна? В чем план Пеппера был плох — и вовсе не по его ошибке, — так это в том, что у него были все основания считать, что теоретически мистер Нокс годится на роль убийцы. Он же не знал, что мистер Нокс рассказал мне про тысячедолларовый банкнот — причем в тот момент, когда я не имел резона делиться этим даже с отцом, поскольку в то время господствовала теория Слоуна. Вот Пеппер и кинулся жизнерадостно вперед, сооружая из мистера Нокса двойного убийцу и вора и не ведая, что я уже загнал его в угол, только имени еще назвать не мог. Однако когда появилось второе письмо, прямо указывающее на мистера Нокса, — а я точно знал, что он не виновен, — то я сразу увидел в нем ловушку и, как я уже показал, заключил, что преступником был сам Пеппер.

— Эй, сын, — в первый раз за все это время подал голос инспектор. — Отдохни, выпей. У тебя же в горле пересохло. Кстати, как твое плечо?

—

Терпимо... Теперь вам становится понятно, почему первое письмо с шантажом могло быть написано где угодно, но только не в доме Нокса и как этот факт снова укачивает на Пеппера. У Пеппера не было предлога «поселиться» в доме мистера Нокса, чтобы таким образом отыскать тайник с картиной и написать второе письмо. Но, отправив первое письмо, он своего добился — его назначили в этот дом следователем. Вы можете вспомнить, Сэмпсон, что он сам и вызвался, и это еще один грамм на весы с виновностью Пеппера.

Отправка второго письма, напечатанного на пишущей машинке Нокса, была предпоследним шагом в плане по шельмованию Нокса. Завершающим, конечно, была кража картины. Все то время, пока Пеппер дежурил в доме, он искал картину. Естественно, он не подозревал, что их две. Обнаружив в галерее скользящую панель, он похитил полотно, вынес его из дома и спрятал в пустом доме Нокса на Пятьдесят четвертой улице — бесхитростный выбор тайника! Затем послал второе письмо с шантажом. С его точки зрения, ловушка была готова. После этого ему оставалось только достоверно сыграть роль добродетельного и бдительного стража закона из команды мистера Сэмпсона, помочь возложить вину на мистера Нокса как автора второго письма, если бы я случайно не понял значение знака фунта, и в конце концов, после успешного завершения дела, обменять картину на деньги не слишком щепетильного коллекционера или через скупщика краденого.

— А как насчет охранной сигнализации? — спросил Джеймс Нокс. — В чем состояла идея?

— Ах это! — отозвался Эллери. — Видите ли, после того как он украл картину и написал письмо, он испортил вашу систему охранной сигнализации. Он рассчитывал, что мы все отправимся к месту назначенной передачи денег, а вернемся с пустыми руками. По его плану мы должны были догадаться, что нас обманули, и письмо имело целью выманить нас из дома, чтобы украсть картину. Это было бы очевидным объяснением. И тогда мы возложили бы вину на вас, мистер Нокс, мы бы сказали: «Смотрите! Нокс испортил собственную охранную сигнализацию, чтобы заставить нас думать, будто этим вечером картину украл посторонний человек. Хотя на самом деле ее вообще не крали». Сложный план, для постижения которого требуется полная сосредоточенность. Но он иллюстрирует замечательную остроту мышления Пеппера.

— Мне все это представляется довольно ясным, — вдруг сказал окружной прокурор, следивший за ходом рассуждений Эллери, как терьер за норой. — Но я хочу подробнее узнать об эпизоде с двумя картинами, почему вы арестовали мистера Нокса и все, что с этим связано.

В первый раз суровое лицо Нокса смягчилось улыбкой, а Эллери рассмеялся во весь голос.

— Мы постоянно напоминали мистеру Ноксу, что ему нужно быть «хорошим парнем», «настоящим скаутом», и в ответ на ваш вопрос, Сэмпсон, я вам расскажу, насколько хорош он оказался. Должен вам сказать, что легенда про две старые картины, которые отличались лишь интенсивностью светотени, — это просто болтовня и театральность. В тот день, когда поступило второе письмо с шантажом, я, построив цепочку дедукции, уже знал все — ловушку Пеппера, его виновность, его намерения. Но я находился в необычном положении: у меня совсем не было доказательств, которые позволили бы вам осудить его, если бы в тот момент мы его обвинили и арестовали. Более того, он где-то спрятал ценнейшую картину. Если бы мы его разоблачили, то, возможно, никогда не нашли бы картину, а я был обязан проследить за возвращением Леонардо законному владельцу, музею Виктории. С другой стороны, сумей я заманить Пеппера в такую ситуацию, чтобы накрыть его с Леонардо в руках, то одно это послужило бы хорошим доказательством для обвинения и, кроме того, картина была бы спасена!

— Значит, вся эта чепуха об оттенках плоти и все прочее было выдумано? — спросил Сэмпсон.

— Да, Сэмпсон, это был мой личный маленький спектакль, который я сыграл для мистера Пеппера, как и он играл со мной. Я доверил секрет мистеру Ноксу, поведал ему все — какие улики сфабрикованы против него и кто это сделал. Тогда он мне рассказал, что, купив у Халкиса подлинник Леонардо, он заказал с него копию, и признался, что собирался вернуть эту копию в музей, если бы давление полиции стало слишком сильным. Возвращая копию, мистер Нокс просто сказал бы, что именно ее он купил у Халкиса. Конечно, в этом случае эксперты сразу же опознали бы в ней явную копию, но рассказ мистера Нокса нельзя было бы оспорить, и поэтому он, вероятно, остался бы с подлинником. Итак, мистер Нокс спрятал копию в фальшивой секции батареи, а подлинник — за панелью, и Пеппер украл подлинник. Но существование двух картин подсказало мне идею: использовать чуть-чуть правды и очень много фантазии.