Тайна Гремящей расщелины(изд.1962)
Шрифт:
Узкие глаза молодого геолога еще более сузились.
— Вы примитивно представляете себе будущее, мистер Пигастер, — сказал Батсур. — Коммунизм — это не газовая плита и не электрическая бритва в юрте арата. Коммунизм будет великим содружеством умных, свободных и счастливых людей. Всех людей целой планеты, мистер Пигастер… Мой отец говорил: «Будешь ждать счастья с неба, днем попадешь в волчью яму». Араты не будут ждать счастья. Они его построят сами. И они уже начали строить. Вы нашли здесь еще не тронутую человеком пустыню и полагаете, что дальше электрической бритвы у народов Гоби мечта не идет?.. А мы
Тумов многозначительно кашлянул.
— Вы прекрасно рассказали, мистер Батсур, — ослепительно улыбнулся Пигастер. — Это так величественно и заманчиво, что… даже мне хотелось бы поверить вам. Но мне невольно пришло на ум любимое изречение мистера Тумова. — Позвольте, как это вы говорите, мистер Тумов? Ах да, — зеленая фантазия… Именно — зеленая фантазия! Зеленая, как те плантации, которые вы хотите вырастить. Только вы не обижайтесь на меня, дорогой мистер Батсур. Что делать? У каждого своя слабость. Я верю в господа бога, вы — в сады и рощи, которые пастухи вырастят у подножия Адж-Богдо, а мистер Озеров — в природный источник мощного нейтронного излучения, уничтоживший спутник. Не будем бранить друг друга за свои слабости.
— Отец учил меня уважать слабости ближних, — поклонился Батсур. — Дорог тысяча, правда одна…
Переброску лагеря на южный склон Адж-Богдо было решено осуществить по двум маршрутам. Колонна машин вместе с караваном верблюдов и большинством лошадей обогнет массив с юго-востока. Пешая группа с несколькими вьючными лошадьми попытается перевалить Адж-Богдо по ущелью, которое назвали Черной расщелиной. Караван машин поведет Тумов. В пешей группе пойдут: Озеров, Батсур, Жора и двое рабочих. В последний момент к пешей группе решил присоединиться и мистер Пигастер.
На рассвете, когда за черными зубцами Адж-Богдо чуть начал розоветь восток, а ущербная луна еще ярко светила в темном небе, маленький караван покинул лагерь.
В лагере уже никто не спал. Рабочие снимали палатки, грузили снаряжение на автомашины. С восходом солнца автоколонна также должна была выступить в длительный и трудный маршрут вокруг гор. Когда маленькая группа смельчаков проходила мимо машин, рабочие прерывали погрузку и молча провожали взглядами темные фигуры, упрямо шагающие навстречу ветру. Никто не промолвил ни слова, но все знали, что путь этой шестерки будет нелегким. Еще ни один человек не переваливал через черные скалы Адж-Богдо.
Тумов проводил караван до ворот ущелья, молча пожал всем руки.
— Вперед, — скомандовал Озеров.
Батсур, Жора,
— Ну-ну, не тревожься, старина, — тихо сказал Аркадий, — все будет в порядке. Завтра вечером встретимся.
— Значит, у восточного подножия вулканического плато, — охрипшим голосом пробормотал Тумов. — Осторожнее наверху… В случае чего лучше вернитесь. Радируй, и я пошлю назад одну из машин.
— Пройдем, — сказал Озеров. — Ну, счастливо!
— В добрый час, Аркадий.
Тумов подождал, пока маленькая фигурка Озерова исчезла за поворотом ущелья, и тихо побрел к лагерю. Восток разгорался все ярче. Над черными горами и бескрайними желтыми плато вставало солнце.
В первый день караван Озерова прошел около 20 километров по извилистому коридору Черной расщелины. Постепенно поднимались все выше. Путь в тени высоких скал оказался менее мучительным, чем маршруты по раскаленным плато предгорий. Временами навстречу каравану из верховьев ущелья начинал дуть довольно сильный ветер. Его порывы угоняли зной. Дышать становилось легче. Люди быстрее карабкались по осыпям и скалам, настойчивее тянули за собой лошадей.
Во время коротких привалов Батсур и Жора измеряли прибором радиоактивность пород. Озеров торопливо записывал наблюдения в полевой дневник.
Наконец ущелье начало расширяться, склоны стали положе, появились кустики чахлой зелени. Караван вышел в верховья долины. Впереди уступами громоздились черно-коричневые скалы главного гребня. Где-то среди них завтра предстояло проложить путь в долины южного склона. На западе из-за скал поднимался ослепительно белый пик.
— Мунх-Цаст-Ула, — сказал Озеров. — Высочайшая вершина Адж-Богдо. Более трех тысяч семисот метров над уровнем моря.
— Мрамор? — поинтересовался мистер Пигастер, доставая из кожаного футляра полевой бинокль.
— Нет, снег.
— О-кей; значит, там есть вода.
— Да, — ответил Озеров, — но там нет перевала.
— Еще вопрос, найдем ли его здесь, — улыбнулся Пигастер, поглядывая на черный гребень, запиравший верховья долины.
На ночлег стали у подножия водораздельного гребня. Воды не было. Лошадей стреножили и пустили щипать чахлую, пожелтевшую траву. На примусе вскипятили чай и разогрели консервы.
Озеров вдруг вспомнил завтрак в три часа утра на набережной Москвы-реки. Игорь сказал тогда, что в Гоби всегда найдется охапка саксаула, чтобы разогреть консервы. А вот здесь, в этой пустынной долине, не было и охапки саксаула. Ни деревца, ни кустика, лишь пучки сухой колючей травы на почерневших от солнца и ветров склонах.
«Как-то дела у Игоря? Куда они сумели добраться сегодня?» — думал Озеров, раскладывая спальный мешок на бурой каменистой почве.
Рядом Жора крутил рукоятки радиостанции. В наушниках были слышны шорохи и треск. Радист Тумова не отзывался.