Тайна Игоря Талькова. «На растерзание вандалам»
Шрифт:
Вот уж и Запад становится краем «бывших халдеев», нет перед ним никакого преклонения и никакого, уж тем более, желания ему следовать.
А ведь мы все еще помним, как началась эта продажа
43
Там же.
Правда, и Запад над нами уже не смеется. Ему, Западу, решить бы сейчас свои многочисленные проблемы и самому не ухнуть в яму под названием «валютный кризис», чтоб не показалась легким стрессом великая депрессия тридцатых годов.
Но вновь мысли певца и поэта не о каком-либо инородном идеале. Его идеал – Россия. Но не та, которой ее сделали адепты «Люциферовой звезды». Россия безбожников, по мнению Талькова, безумна, и это, пожалуй, самое горькое, но и самое точное ее определение.
И дальше еще более скорбно и еще более жестко:
Восьмой десяток лет омывают не дожди твой крест, То слезы льют твои великие сыны с небес, с небес… Они взирают с облаков, как ты под игом дураков клонишься, То запиваешь и грустишь, то голодаешь и молчишь, то молишься… [44]Этими песнями открывается период полностью авторского творчества Игоря Талькова, период, когда он пишет и тексты, и музыку своих песен, причем создает он их одновременно, не накладывая музыку на текст, как бывает чаще всего, и не сочиняя стихи к уже существующей музыке. Его песни рождаются сразу песнями.
44
Цитируется по книге «Игорь». Специальный выпуск альманаха «Молодежная эстрада».
Они очень разные, эти его песни гражданского содержания. Если «Господа демократы» – песня ритмичная, с четким отбиванием такта, то «Родина моя» написана в полностью лирическом ключе. Мягкая, плавно льющаяся мелодия, в которой ритм звучит как бы на втором плане, грустная, задумчивая, она легко запоминается (как, впрочем, почти все песни Талькова – в этом их особенность), ее, раз услышав, вольно или невольно начинаешь напевать про себя, и горькие слова входят в сознание вместе с тонкой грустью музыки.
И раз за разом в сознании с недоумением и обидой повторяешь:
Ты сошла с ума, ты сошла с ума!.Увы, да!
Иной раз, слушая музыку Талькова, задаешься вопросом, применимо ли к ней вообще определение «рок-музыка»? По крайней мере, музыка других рок-бардов в основном жестче, тверже, и если в ней проявляется лиричность, то она более личная, больше «о себе» и «от себя». Когда все в том же интервью альманаху «Молодежная эстрада» Талькову был задан вопрос, почему он определил свое творчество именно в этом жанре, певец ответил:
«– Я себя так не называл. Это несколько лет назад сделали, анонсируя мои концерты, некоторые газеты. И потом название
Музыка протеста. Здесь, пожалуй, и возможно определить, нащупать то с годами все ярче выступающее отличие, которое выделяет музыку Игоря Талькова среди музыки прочих рок-бардов и всей современной музыки вообще. Да, рок родился именно как музыка протеста. Но против чего?
45
Альманах «Молодежная эстрада». М., 1992.
Протестные настроения всегда толкали молодежь, как на Западе, так и в России, к поиску активных форм самовыражения. Причем протест против убогости, лживости и лицемерия советского строя был, возможно, еще сильнее, чем против жестокости и пошлости строя капиталистического. Обе системы стабильно наживали себе противников в среде думающих, ищущих справедливости людей. Но так как психологическое давление и духовное насилие социалистической системы всегда было сильнее, а отношение к инакомыслящим много отвратительнее (на Западе диссидента объявляли врагом, у нас – отрицали самый факт его существования или, в лучшем случае, держали за сумасшедшего), то в СССР протестные проявления, с одной стороны, были скромнее и незаметнее (это было слишком опасно), а с другой, охватывали достаточно большое число людей.
Стихийно протестующей была к шестидесятым годам, по сути дела, вся молодежь, кроме откровенных приспособленцев, легко находивших себя в продвижении по лестнице комсомольской работы. Остальные, как правило, протестовали лет до тридцати, потом их жизнь тоже «устаканивалась», обретая прочные формы в семье, работе, коллективе, на фоне в меру скучного, но стабильного быта.
Протестующей на всю жизнь оставалась богема низшего уровня – лысеющие хиппи и их седеющие подруги, продолжавшие рассуждать о жизни и бытии среди синего сигаретного тумана, в пыльных коммунальных мирках, под Окуджаву и портвейн.
Эти мирки были разрозненны и разобщены, потому что ни силы ни идеи, которая смогла бы их объединить, не существовало. С другой стороны, и советская система ничего не могла противопоставить этому протестному движению, и поколение за поколением теряла свое будущее – молодежь.
Впрочем, это было неизбежно. Созданная некогда схема искусственных идеалов и ценностей больше не работала. На заре своего существования система, начавшая с почти полного уничтожения исторического наследия России, с физического истребления ее мозгового центра – аристократии и культурной элиты, а также основы национального менталитета – наиболее работоспособных слоев трудового крестьянства, создала мегаидею: построение общества всеобщего равенства и братства. Тогда, в начале прошлого века, был подходящий момент для «запуска» такой идеи – Россия, как на тот момент и Европа, переживала очень тяжелый и болезненный период, период жесткого господства набирающего силу капитализма. Огромное количество людей, прежде всего рабочих, жили в тяжелейших условиях, работали почти на уровне каторжников, получая за это гроши. В России, кроме того, бедными оставались и широкие массы крестьянства.
Другое дело, что происходило это все на фоне активного развития промышленности (и в России конца XIX века рост был гораздо выше, чем в Европе и США). Спустя пару десятилетий (не начнись Первая мировая война, и не окажись Россия в нее втянута) наша страна достигла бы достаточно высокого уровня жизни, и, несомненно, жизнь рабочего сословия (прошу прощения, но слова «класс» и «пролетариат» вызывают у меня естественную аллергию!), как и жизнь крестьянства, стала бы гораздо лучше. Да и последующая история Европы и Америки легко доказывает, что время жесточайшей эксплуатации должно было пройти, и прошло.