Тайна императорской канцелярии
Шрифт:
Весьма кстати вспомнилась история, впоследствии озвученная Семашко. Он утверждал, что перед захоронением семи бочонков золотой фургон с кассой охраняли только несколько военнослужащих. А остальные-то куда делись? Куда же испарился целый батальон кадровых военных? Ведь они, по словам нашего неудачливого кладоискателя, должны были охранять ценности до последней возможности. Разумно предположить, что основные силы гренадеров элементарно прикрывали тылы спешно удирающего кассового фургона. И ясно, что долго прикрывать его у них просто не было физической возможности. Недаром же в конце концов французами было принято решение избавиться и от этого золота – ведь на кону стояли жизни солдат, все еще остающихся в строю. Итак, появилась очередная рабочая гипотеза, но ее, равно как и все прочие, еще
Осталось еще раз вернуться к истории захоронения неких «скрабов» вблизи деревеньки Майшули. Ведь этот эпизод являлся одним из ключевых во всем расследовании. Почему французы закопали свои пожитки именно в данном районе, мне уже понятно. Вопрос в другом: почему свое захоронение они устроили именно вблизи озера Рака. Оно лежит от Майшули гораздо дальше, нежели другое озеро – Дривята. Почему же обозники не устроили свой тайник у этого, куда как более близкого к деревне водоема? Вопрос легко разрешить, если вспомнить о капризах погоды той далекой поры. Стояла очень дождливая осень. И, конечно же, подъехать на телегах через страшно заболоченную долину к водному урезу относительно близкого озера Дривяты было совершенно невозможно. Иное дело – озеро Рака. Хотя оно находится от Майшули примерно за полкилометра к западу, зато в его сторону ведет протяженная, значительно приподнятая над окружающей местностью песчаная полоса. Мало того, что по ней можно было без проблем доехать практически до самого берега озера, так еще этот холмик прикрывал, и надежно, интенсивно работающих лопатами французов от нескромных взглядов посторонних.
Теперь известно: это не спасло их от глаз пронырливых ребятишек, но тем не менее уберечь клад все же позволило. Техники для быстрой откачки воды и озерного ила в те времена не существовало, и топкий берег гарантированно обеспечивал недоступность спрятанного имущества. Вот уж воистину – видит око, да зуб неймет! Заодно становится понятным и то, почему парочка французов, объявившихся в Майшулях в 1912 году, не занялись извлечением старинного захоронения немедленно. Ведь наверняка они имели при себе достоверное описание особых примет клада. Им предстояло лишь уточнить местонахождение зарытых сто лет назад сокровищ.
Прощупывая стальными стержнями мягкие иловые отложения, они (за несколько-то месяцев) без труда определили, где и на какой глубине залегает нечто твердое и прямоугольное, оставалось только извлечь находку. Но сделать это без многочисленной, оснащенной хорошими насосами команды тогда было совершенно невозможно. К тому же общая масса спрятанного богатства наверняка была столь велика, что унести все двум мужчинам было просто не по силам. Вот они и отправились в родную Францию – собирать средства и специфический инструментарии для организации заключительной экспедиции. И только то, что их родина была вскоре втянута в мясорубку Первой мировой войны, помешало осуществить задуманное.
И если решить задачку гренадера мне так и не удастся, то можно было бы летом попробовать поискать захоронение вблизи Майшулей.
Впрочем, это была далекая перспектива. Более насущные мысли в тот момент бередили мой мозг. Я вновь и вновь вчитывался в страницы «Дела*. Мне постоянно казалось, что я упустил нечто очень важное. Дело дошло до того, что я стал склоняться к мысли, что заветные бочонки вытащили много ранее того момента, как граф Бенкендорф затеял свою поисковую кампанию. Но кто же это мог сделать? Хитрец Семашко? Нет, вряд ли. Если его не пустили в Россию один раз, значит, его не пускали и далее. Сам гренадер? Тоже маловероятно. Если бы он чувствовал в себе силы справиться с данным делом в одиночку, то не стал бы связываться с авантюристом типа Семашко. Евстахий Сапега? Совсем невероятно. Лощеный аристократ никак не годился в тайные кладоискатели… и вообще, не царское это дело. Вот графа Палена сагитировать на очередном балу в городской ратуше за бокалом шампанского – это другой вопрос, это запросто. И тут я вспомнил о еще одном персонаже «Дела № 31», все документы с упоминанием имени которого я доселе небрежно откладывал в сторону. Речь шла о свояке Семашко – Антуане Ливски.
Торопливо собрав разбросанные вокруг листки «Дела*, я перечитал их с удвоенным вниманием. И мне наконец-то стала понятна та озабоченность, которую проявил к данной персоне А.Х. Бенкендорф. Будучи весьма искушенным политиком, да и вообще бывалым человеком, он еще тогда, в 1839-м, пришел к верной мысли, что единственным персонажем, который реально имел прекрасную возможность втихомолку вытащить клад гренадера, был именно он – Антуан Ливски, или, как его называли на русский манер, – Антон Ивицкий. И поняв это, граф предпринял самые настойчивые усилия, чтобы выявить все подробности не только его послевоенной судьбы, но и судьбы всех ближайших родственников. Доказательством этой догадки может служить громадное число официальных запросов, посланных из столицы России по этому поводу.
«Секретно
Шефу жандармов. Командующему Императорскою Главною Квартирою Господину Генерал-адъютанту и Кавалеру Графу Бенкендорфу.
Вследствие предписания Вашего Сиятельства от 23 октября за № 124 я старался всеми мерами собирать сведения об Антоне Ивицком, переехавшем несколько лет тому назад из Минской губернии близ города Видзи. Не находя никаких следов Ивицкого, я отправился в самые окрестности имения Свилы, но и там, невзирая на самые тщательные разыскания и расспросы, никто об Ивицком не знает и не помнит… Почтительнейше донося о сем Вашему Сиятельству, имею честь присовокупить, что не премину продолжать секретные розыски об Ивицком по Виленской губернии.
16 ноября 1839 г.
Майор Лобри».
Неудача одного чиновника не значит для имперских властителей ничего. На поиски бросаются новые и новые силы.
«Корпуса жандармов Майору Ломачевскому
По Высочайшему повелению предлагаю Вашему Высокоблагородию разузнать без потери времени и самым секретным образом, не проживал ли лет 20-ть тому назад в Минской губернии близ г. Слуцка в имении Черебути некто Ан- тон Ивицкий, переехавший впоследствии в Виленскую губернию в имение Свилу, неподалеку от г. Видзы лежащее; и коль скоро Вы что-либо о нем узнаете, или откроется теперешнее место его пребывания, то немедленно донесите мне о том, присовокупив возможно подробные сведения об образе его жизни, связях и достатке.
29 ноября 1839 г.
Генерал-адъютант Гр. Бенкендорф».
И вот уже идут в столицу первые положительные ответы. Несутся почтовые тройки, скачут одинокие вестовые. Найдены следы неуловимого Ивицкого! Был, оказывается, такой подданный!
«Во исполнение предписания Вашего Сиятельства от 29 ноября минувшего 1839 года за № 129, я старался секретнейшим образом разузнать об Антоне Ивицком все что мог и удостоверился, что он действительно лет восемь жил в Игуменском уезде в деревне Церебутая (на реке Птичь) у арендующего имение сие родственника его, дворянина Овсяного, но уже около 15 лет как выбыл оттуда в Виленскую губернию. Слышно, что он проживал не около Видзе, но близь Вильно, и года два тому назад умер, после чего жена Ивицкого с сыновьями: Людвигом, Тимофеем и Робертом переселилась в Гродненскую губернию, Новогрудского уезда, в имение Кожеличи, принадлежащее, так же как и Церебуты, Князю Витгенштейну.
Ивицкий во время пребывания своего в Церебутах особых связей и никаких дел не имел и ни в чем подозрительном или предосудительном замечен не был; о чем Вашему Сиятельству Почтительнейше донести честь имею.
Майор Ломачевский».
Но не удовлетворяет высокое начальство даже такой ответ. Хочет начальник Третьего отделения знать больше, всю подноготную заштатного провинциального арендатора.
«Г. Подполковнику Миницкому, 31 января, № 2
По Высочайшему Государя Императора повелению, предлагаю вашему Высокоблагородию без потери времени и притом самым секретным образом удостовериться в действительности полученных (неразборчиво) сведений, что вдова некоего Антона Ивицкого, жившего близь г. Вильно, по смерти мужа своего, случившейся тому назад года два, переселилась с сыновьями своими: Людвигом, Тимофеем и Робертом в Гродненскую губернию, Новогрудского уезда, в имение Кожеличи, принадлежащее Князю Витгенштейну, и если это подтвердится, то незамедлительно также об отношениях и связях оного семейства, имеет ли достаток и в чем таковой состоит,, в недвижимом имении или капитале.