Тайна императорской канцелярии
Шрифт:
Водя пальцем вдоль старой почтовой дороги, я понял причину, почему в 1840 году власти так ошиблись с выбором направления для поисков. В самом деле, неужели Бенкендорф и Яковлев были столь небрежны, что не заметили явной нацеленности французских охотников за сокровищами на окрестности Западной Двины? Намек на это обстоятельство однозначно присутствовал в переведенном ранее письме Сапеги. Скорее всего, их сбили с толку два довольно-таки весомых и серьезных обстоятельства.
Обстоятельство первое всецело связано с недавно завершившейся Первой Отечественной войной. Все участники данного кладоискательского предприятия были прекрасно осведомлены об общем ходе боевых действий, поскольку были их современниками или даже участниками. Они, как никто другой, прекрасно знали, по какому маршруту от Москвы отходило воинство Наполеона. Поэтому поиски «малой кассы Наполеона» велись вдоль трассы его отступления. При этом совершенно упускался из виду момент, что подобного рада «малые кассы» имелись во всех без исключения белорусских городах, где стояли крупные гарнизоны оккупантов. И, кроме того, каждый оккупационный корпус также имел в своем обозе подобное подвижное финансовое учреждение.
Второе обстоятельство, невольно введшее российских поисковиков в заблуждение, проистекало из крайне запутанных маршрутов передвижения основной группы французских кладоискателей. Гренадер (единственный из всей команды знавший точное место захоронения золота) отправился в Россию загодя, еще зимой. И он приехал к родственнику Семашко по обычному для тех времен маршруту: Париж – Варшава – Белосток – Минск – Слуцк – Черебути. По весне наш хранитель тайны на пару с Антоном Ивицким отправился в долгое путешествие по направлению к Дорогобужу. Теперь ясно, что эта поездка была предпринята как часть отвлекающей операции, надежно маскирующей их истинные намерения, а вовсе не для того, чтобы повторно отыскать место захоронения. И двигались они теперь по маршруту Черебути – Слуцк – Борисов – Орша – Смоленск – Дорогобуж, то есть по той же дороге, по которой всего пять лет назад устало тащились отступающие французы, но только в обратную сторону. При этом Ивицкий вполне мог подозревать гренадера в том, что тот на этом отрезке пути проверяет сохранность своего клада. И, надо полагать, гренадер всячески старался подыграть своему соглядатаю, постоянно уверяя его, что их поиски идут вполне успешно.
Достигнув Дорогобужа и обзаведясь дополнительным гужевым транспортом, они незамедлительно разворачиваются в обратную сторону, и гренадер вновь горячо уверяет своего спутника в том, что с кладом все в порядке (хотя на самом деле до нужного места они еще далее не добрались). На заключительном этапе похода маленькой группке русско-французского кладоискательского отряда осталось сделать совсем немногое – встретиться с организатором их предприятия и совместными усилиями извлечь золото из земли. Но привлекает внимание еще одна крайне важная подробность: в Смоленске их маршрут неожиданно и круто меняется. Вместо того чтобы, возвращаться с телегами к Борисову, гренадер решительно поворачивает в сторону далекого Витебска.
Антон, естественно, слегка встревожен. Он совершенно не понимает, почему они повернули не туда, куда предполагалось. Ему вполне обоснованно кажется, что они совсем недавно проезжали мимо места тайного захоронения. Гренадер же, по всей видимости, абсолютно спокойно объясняет: мол, встреча с главным организатором экспедиции (т.е. с Семашко) должна из-за соображений конспирации состояться в глухом месте (и предположительно несколько южнее Полоцка). Ивицкий на время успокаивается.
Итак, их длительное путешествие продолжается, и теперь уже для гренадера наступает роковой момент. Нервы его напряжены до предела, а сердце стучит, словно паровой молот. Еще бы! Ведь именно теперь они на самом деле приближаются к реальному месту захоронения бочонков. Вероятно, сам он даже и посетил его, сославшись в какой-то момент на необходимость справить «малую нужду», поскольку захоронение было устроено вблизи дорожного полотна. Убедившись, что за прошедшие с окончания войны годы тайник с бочонками никто не тронул, успокоенный гренадер возвращается на свое место в телеге, и так ничего и не заподозрившие прочие кладоискатели едут дальше. Маршрут их движения на данном отрезке пути, скорее всего, был таков: Витебск – Полоцк, возможно, Миоры, а далее, весьма вероятно, они добрались до местечка Видзы.
Далее захолустного, но довольно многолюдного Видзы гренадер ехать не собирался. Для промежуточной встречи с Семашко он наверняка избрал именно этот населенный пункт – как ближайший к месту заложения клада и где 3-4 человека с телегами не вызовут никаких подозрений. Здесь раньше наверняка стоял большой постоялый двор, в котором временно проживали десятки путешествующих по своим делам купцов, чиновников, богомольцев, и среди них можно было"какое-то время оставаться незамеченными. То есть лучшего места для конспиративной встречи всех заговорщиков было просто не найти. И денежки лежат совсем недалеко, и заодно есть возможность под благовидным предлогом дать отдохнуть людям и лошадям.
Вскоре наступил час решающего рандеву с Семашко, но тот не явился. Прошел день, затем еще один. И гренадер, и Ивицкий были, естественно, крайне озабочены данным обстоятельством, если не сказать, что напуганы до смерти. И тот и другой понимали, что их блестящий план либо неожиданно сорвался, либо близок к этому. И теперь требовалось совершить нечто такое, что не было согласовано заранее. Поскольку ожидать пропавшего компаньона и далее смысла не было, они после короткого совещания решили… расстаться. Так сказать, до лучших времен. Антуан со своими людьми направился к себе домой, т.е. в сторону Минска. Гренадер же, наверняка проклиная в душе неверного соратника, покатил на запад – в сторону Франции. Разумеется, без специальных инструментов, которые должен был доставить Семашко, он не мог добраться до лежащего совсем недалеко клада. Кроме того, без обещанной руководителем экспедиции помощи при переходе границы гренадер и помыслить не мог о том, что можно попытаться вытащить и довезти тяжеленные бочонки до Франции в одиночку. Дело (в случае провала) явственно пахло всемирно известной русской каторгой, и ему, прежде чем что-либо делать, нужнобыло срочно выяснить, что случилось с его старшим компаньоном, из-за которого, собственно говоря, вся эта поисковая «каша» и заварилась.
Коварный Семашко, найденный им уже в Париже, на все упреки гренадера отвечал, что он-де не виноват, поскольку его попросту не пропустили в Россию, отказав на границе в визе. Альянс насмерть разругавшихся кладоискателей на том и распался, но неугомонный Семашко не оставил попыток отыскать клад иным путем. Каким-то образом заполучив листок со слепым планом местности (пресловутый «План № 2»), он очень рассчитывал на помощь проживающего в России свояка, который, как он резонно полагал, должен был обязательно проезжать по той дороге, возле которой в 1812 году зарыли кассу. Но поскольку частным образом повторить такую попытку было уже невозможно, Семашко, несмотря на серьезную болезнь, успешно навязал свою идею Евстахию Сапеге, который тоже не устоял перед соблазном и поддался на заманчивые уговоры авантюриста. А далее уже сам Сапега постарался подключить к этому делу графа Палена, и история «о семи бочонках французского гренадера» начала стремительно раскручиваться во времени и пространстве.
В душной атмосфере моих пока что совершенно безуспешных поисков будто повеяло свежим ветерком. Предчувствие того, что я выхожу на «финишную прямую», заставило меня удвоить усилия. Я думал о поисках и на работе, и за едой, и даже во время сна. И такое напряжение даром не прошло. Вскоре мне начали сниться очень тревожные сны, если не сказать кошмары. Странные люди в странном, похоже, карнавальном одеянии водили меня по каким-то проселочным дорогам и пригоршнями сыпали мне под ноги золотые кружочки. Но как только я пытался их схватить, тут же проваливался в какие-то жуткие ямы без дна и стенок.
Впрочем, столь неестественная одержимость приносила не только неприятности, но и приятные моменты. В одно из таких мгновений пришло озарение связать происшествие вблизи озера Рака с захоронением семи бочонков – вдруг это звенья одной цепи? Ведь если посмотреть на запад от Полоцка, то вырисовывается крайне любопытная картина. Потрепанный Витгенштейном полоцкий гарнизон под покровом темноты и дыма от пожаров спешно отступает за Западную Двину. И тут наступает момент истины: становится очевидным, что боеспособные войска и имевшиеся у корпуса ценности нужно срочно разделить. Ценности надо было спасать, а войскам требовалось воевать, организовывать полевую оборону. По всей видимости, именно тогда и было принято решение о выделении одного гренадерского батальона для сопровождения не только обоза с награбленным, но и кассового фургона. Ведь ценности мало могли помочь боевым частям в сложившейся катастрофической обстановке, а возможность их утери в результате повторной атаки возросла многократно. В результате этих поспешных переформирований бывший корпус Удино, под командованием теперь уже Сен-Сира, начал отходить на юг, имея конечной целью движения соединение с основной армией где-то в районе Борисова. В это нее самое время обоз и касса втихомолку двинулись строго на запад, имея конечной целью воссоединиться с корпусом Макдональда, базирующимся в тот момент в окрестностях Риги.
Проглоченные за последние месяцы книги по истории начали оправдывать вложенные в них время и деньги. Я будто наяву видел, как маленький обоз, прикрываемый со всех сторон плотными колоннами пехотинцев и совсем небольшим отрядом кавалерии, понуро плетется по раскисшим дорогам Белоруссии. От Полоцка к Жауново, потом к Турково, а далее – Меры, Перебродзе и Браслав. Лошади изнурены, люди валятся с ног от усталости. Но особо отдыхать им некогда, ведь до вожделенной Риги еще очень и очень далеко. Маленькому отряду предстояло преодолеть более двухсот километров по совершенно непригодным для передвижения осенним российским дорогам. При всех самых благоприятных условиях у них на этот путь должно было уйти не меньше десяти дней. А в условиях постоянно ведущихся боевых действий этот срок был непомерно велик. И вскоре сама госпожа Фортуна отвернулась от французов. Их везение кончилось ровно на полдороге до конечной цели.