Тайна Каркассона
Шрифт:
– О, дедушка, милый!
Юная де Лузиньян выбежала из своей комнаты, в окно которой наблюдала за боем. Плача, бедная девушка бросилась на грудь старика, поддерживая его своими слабыми руками. Старый граф посмотрел на нее с такой жалостью, словно это она умирала от ран на холодных камнях, хотел что-то сказать, но кровь пошла у него из горла, и старик мертвым упал на каменные ступени родного дома, а девушка забилась в рыдании на его теле.
Черный рыцарь молча отступил, вглядываясь в ту, которую назвали его дочерью. Лицо ее было скрыто на груди убитого, роскошные золотые волосы, редкие на юге,
Даже простолюдины в толпе смягчились, глядя на горе юной девушки, но не их жены.
Появившись неожиданно, они с ругательствами накинулись на несчастную, безжалостно толкая ее и дергая. Они вспомнили тут и опившихся коров, и ожиревших телят, и исчезнувшую в колодце воду, и кур, переставших нестись. А когда старуха вспомнила своего несчастного сына, умершего после того, как попробовал лекарство, данное ему покойной графиней, тут и мужчины зашумели.
Несчастная девушка подняла к окружавшим ее людям заплаканное лицо.
– Злодеи, – еле выговорила она. – Чем мы провинились перед вами? Тем, что я и покойная матушка, мы давали вам травы и мази для больных. А бедный дедушка дарил вам саженцы для сада и семена для посевов, учил обрабатывать землю и делать вино так, что вы разбогатели! Чем еще мы виноваты? Тем, что мой дядя Андре пропал в лесу, охотясь за волками, напавшими на ваш скот? Этим что ли?
– Она тоже ведьма и вся семья ее такая. Сейчас она призналась в этом.
Черный рыцарь вздрогнул и чуть отступил, беспокойно оглядываясь.
«Еще немного и всему конец, – взбудоражено крутилось в его мозгу. – В ней течет моя кровь… Это еще не известно… И в ней кровь де Лузиньянов. А она должна вылиться без остатка. Так я поклялся перед покровом Шатрской богоматери»
– На суд ее! На костер ее! – кричала чернь, хмелея от своей смелости.
– Сжечь ее! – закричал Черный рыцарь, поднимая кверху окровавленный меч и потрясая им.
Посреди площади стоял столб и его окружали вязанки хвороста, оставляя лишь узкий проход. В небольших бочонках были принесены сюда сера и фосфор. Люди вокруг ждали, когда привезут ведьму.
– Ну да. Еще напоследок заколдовала добрейшего аббата Жака, когда тот молитвами хотел спасти ее. Бедняга, говорят, до сих пор не в себе.
– Ведьма! Проклятая дьяволица!
Чуть в стороне от черни стояли горожане побогаче.
– Эти де Лузиньяны выходцы из Тулузы, – говорили они друг другу. – Они настоящие альбигойцы. Доподлинно известно, что сын старого графа участвовал в убийстве графа Раймунда, и его сожгли, как еретика, когда он попал в плен.
Одетые в дорогие одежды, они держались независимо, показывая всем своим видом, что сама колдунья не интересует их и при всем при том не могли отвести жадных взглядов от дороги.
Телега приближалась.
Вот ее колеса загрохотали по мостовой и пение монахов заглушило тихое перешептывание. Телега, скрипя и громыхая, въехала на площадь и мулы, впряженные в нее, равнодушно остановились.
Монахи продолжали петь. Под их псалмы на телеге поднялась во весь рост девушка, одетая в серую длинную рубашку с капюшоном за плечами. Золотые волосы ее выбивались из-под рубашки и падали на плечи и впавшие щеки. От каждого движения все новые кольца выбивались из-под грубой серой ткани. Она сама никогда не считала себя колдуньей, но в наследие от матушки ей достался один необычный дар. Мысленным взором она могла путешествовать по дальним землям, видела там происходящие события и даже могла общаться с людьми, но не всеми, а кто мог ей откликнуться. Отец поддерживал в ней эти способности и даже пытался их увеличить, считая, что любой дар от Бога.
И сейчас девушка мысленно искала спасения. Она закрыла глаза и видела площадь, местечко, дороги. Но отзыва нигде не было. Пока она душой своей не почувствовала большое скопление людей, движущихся к ним. И там откликнулись. Слабо, коротко, на какой-то миг, все же откликнулись. Это была слабая надежда, почти никакой.
Девушка оглядела толпу, словно еще надеясь на спасение здесь, рядом. Но нет, лица окружавших ее людей дышали злобой и равнодушием. Лишь монахи сохраняли слащавый молитвенный вид. Девушка опустила голову и посмотрела вниз, присела и спрыгнула на камни мостовой. Ее взяли под руку, принуждая идти к столбу. Девушка повиновалась, не отрывая глаз от камней под ногами и придерживая руками подол рубашки, слишком длинной и широкой для нее.
В узкий проход между вязанками хвороста протиснулась только она и палач. Девушка послушно повернулась спиной к столбу, прислонилась к нему и терпеливо ждала, пока ее привязывали. Она даже не взглянула в небо в последний раз перед тем, как на ее лицо опустился капюшон. Осталось палачу только затянуть удавку на шее приговоренной.
– Аббат Арль! Арль Тулонский! – закричала в это время толпа.
И гул ее, сначала совсем невнятный, стал пробиваться даже сквозь капюшон. Девушка услышала его, поняла. Но даже не шелохнулась, ожидая скорой смерти.
– Арль Тулонский! Суд Арля Тулонского!
Девушка напряглась. Все дальнейшее утонуло в сплошном гуле. Толпа двигалась, перемещалась и девушка слышала это перемещение сквозь завесу капюшона. Нервами, напряженными, как тетива, она чувствовала движение сотен ног, человеческих и лошадиных, и едва дышала.
– Да здравствует мессир Арль!
Богатая кавалькада из двадцать всадников: рыцарей и монахов, остановилась, не доезжая до центра площади. Епископ, худое, с резкими чертами лицо которого едва проглядывало из-под капюшона теплой накидки, спасавшей его от мороза в пути, сделал знак рукой. К нему подъехал самый молодой монах из рыцарского ордена тамплиеров, самый молодой и поэтому еще не огрубевший в походах и лишениях. Открытое лицо его было светлым и добродушным. Не смотря на все его усилия казаться суровым, он выглядел скорее печальным.
– Да, дядя, – любезно ответил он, придерживая благородного скакуна из аравийских земель.
– Узнай, дружок, что здесь происходит.
– Слушаюсь мессир.
Достойный служитель церкви и его свита остались ждать на месте. Пажи с двух сторон придерживали дорожного коня епископа, которому не стоялось на месте. Толпа черни понемногу притихла, глядя на грозный кортеж. Вскоре вернулся посланный рыцарь, племянник епископа. На этот раз лицо его было по настоящему мрачным, а голос прерывался.